Онлайн книга «Страх»
– Тарасик, – сказал Саша, – пойдем на улицу, погуляем. Тарасик вопросительно посмотрел на Лидию Григорьевну. – Иди, – сказала Лидия Григорьевна, – сидишь целыми днями дома, иди! Она одела Тарасика, перевязала его платком крест-накрест, хотя было уже не так холодно, и они с Сашей вышли на улицу, пошли к Ангаре. Мальчик шел рядом с ним, серьезный, молчаливый, маленький, неуклюжий в перевязанном крест-накрест платке. – Сколько тебе лет? – спросил Саша. – Не знаю… семь, однако. – Значит, знаешь. Читать умеешь? – Не. – Буквы знаешь? – Знаю. – А стихи? – Не. – А тебе мама стихи читает? – Читает. – Какие? – Не помню. – Хочешь, я тебе почитаю? – Хочу. Они стояли над Ангарой. Пригревало. Тарасик мотал головой, видно, ему было жарко. Саша ослабил узел платка. – Лучше? – Ага. Тарасик вынул руки из рукавиц, они висели на шнурке. Саша взял его руку. – Не замерзнешь? Теплота маленькой, слабой детской ручки пронзила его. Он присел на корточки, взял ладони Тарасика в свои ладони. – Тепло? – Тепло. Мальчик смотрел на него серьезно. Саша подумал, что Тарасик, наверно, никогда не смеялся. – Так хочешь, стихотворение прочитаю? – Хочу. – Рукавицы надень. Тарасик натянул рукавицы. Саша поднялся… Белая заснеженная пустыня вокруг, только лес темнел на том берегу, освещенный с одного края солнцем. Потом потемнело. Солнце зашло за облако. – Тебе что-нибудь напоминают облака? Тарасик пожал плечами. – Не. – А вон корабль, видишь? Видишь, мачты, они будто обледенели. Паруса. Видишь? – Вижу, – неуверенно ответил Тарасик. Саша вспомнил «Воздушный корабль» Лермонтова и прочитал его Тарасику: По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах… Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт… И в час его грустной кончины, В полночь, как свершается год, К высокому берегу тихо Воздушный корабль пристает. Из гроба тогда император, Очнувшись, является вдруг; На нем треугольная шляпа И серый походный сюртук. Скрестивши могучие руки, Главу опустивши на грудь, Идет и к рулю он садится И быстро пускается в путь. Несется он к Франции милой, Где славу оставил и трон, Оставил наследника-сына И старую гвардию он… На берег большими шагами Он смело и прямо идет, Соратников громко он кличет И маршалов грозно зовет… И маршалы зова не слышат: Иные погибли в бою, Другие ему изменили И продали шпагу свою… Потом на корабль свой волшебный, Главу опустивши на грудь, Идет и, махнувши рукою, В обратный пускается путь. Мальчик напряженно слушал. – Ну как, нравится? – спросил Саша. – Да, – ответил Тарасик, – домой хочу. Они вернулись. Саша хотел тут же уйти, но Лидия Григорьевна задержала его: – Газеты забыли. Там фотографии вашего Сталина во всех видах. Оказывается, он даже вел пролетарские полки на штурм Зимнего дворца. Действительно, в каждом номере газеты портрет товарища Сталина, а то и два и даже три: Сталин один, Сталин и Ленин, Сталин и Ворошилов, Сталин и Молотов, Сталин и Каганович, Сталин и Жданов, Сталин и колхозники, Сталин и военные, Сталин и рабочие, рисованные портреты Сталина, скульптурные изображения Сталина. Большие материалы о победах в гражданской войне: оборона Царицына, взятие Ростова, Пермь, Восточный фронт, разгром Деникина, годовщина Красной Армии, 15-летие Первой Конной, Польский фронт – все Сталин. В октябре 1917 года, по словам историка И. И. Минца, «Сталин, выполняя волю Ленина, вывел большевистские полки против буржуазного правительства». Ага, над этим издевалась Лидия Григорьевна. А ведь действительно вранье! Все заслуги Сталину, всюду побеждал Сталин. Приветствия Сталину с заводов, фабрик, из колхозов, с вершин Эльбруса, с вершин Казбека. Каждое выступление, каждая статья начинаются и кончаются его именем. Но как бы лично он ни относился к Сталину, Сталин олицетворяет народ и партию. И потому все чаще и чаще приходила Саше мысль написать Сталину. Он знал: все пишут Сталину, он не в состоянии прочитать и тысячной доли этих писем, не прочитает и его письмо. Оно и не дойдет до него. И все же, обратившись к Сталину, он сделает последнюю попытку, что бы ни постигло его, как бы ни сложилась его жизнь, он сможет сказать самому себе: «Я обращался к Сталину». Не помогло? Не помогло. Два года назад, в институте, когда началась его печальная эпопея, он считал себя не вправе обращаться к Сталину, отнимать у него время, тогда он надеялся сам отстоять себя. Сейчас он не может сам отстоять себя, ему может помочь только Сталин, иначе новый срок, может быть, лагерь – и жизнь кончена. Он обратится к Сталину потому, что он, Саша, тот самый «маленький человек», о котором говорит Сталин, он будет честно трудиться, добросовестно делать свое дело, выполнять свой долг. В эти одинокие томительные дни, длинные темные вечера, долгие бессонные ночи здесь, в Сибири, на краю света, устав от своих бесконечных дум, он начинал фантазировать, представлял, как присылает за ним телегу Алферов, как он едет в Кежму и Алферов объявляет ему, что из секретариата товарища Сталина пришла телеграмма: «Панкратова срочно отправить в Москву». В Красноярске для него уже готов билет, из Красноярска он звонит домой, маме. Встречайте таким-то поездом. Мама и Варя ждут его на перроне. Они идут к трамвайной остановке. И на четвертом номере – домой. Саша долго обдумывал свое письмо, взвешивал каждое слово… «Уважаемый товарищ Сталин! – писал Саша. – Простите, что я посмел обратиться к Вам. Постановлением Особого Совещания при ОГПУ от 20 мая 1934 года я, по статье 58 10 , осужден на 3 года ссылки в Сибирь, с учетом предварительного заключения. Более половины срока я отбыл. Но за что я осужден – не знаю. Я ни в чем не виноват. Я учился в советской школе, в советском вузе, был пионером, комсомольцем, работал на заводе, хочу быть полезен стране, а обречен на бездействие. Так жить невозможно. Прошу Вас о пересмотре моего дела. С глубоким уважением. А. Панкратов». |