Онлайн книга «Страх»
Неосторожно он поступил, легкомысленно! Попер на квартиру к жене пребывающего в лагерях, а может, уже и расстрелянного контрреволюционера. Ведь Алферов его предупреждал: «Вам не надо в кучу, вам надо отделиться… Вам не нужны лишние связи, у вас вообще не должно быть никаких связей…» Выкрутился на этот раз. Впредь будет умнее. На улице стемнело. Саша подошел к фонарю, посмотрел на часы – без нескольких минут пять. Куда идти? Найти какой-нибудь гараж, спросить, не требуются ли шофера? Уже поздно искать гаражи в незнакомом городе. И все равно явиться придется в отдел кадров, а там неизвестно, кто сидит, – опять нарвешься на такое вот мурло с поросячьими глазками. Да, без знакомого человека не обойтись. Надо ехать в Рязань, к брату Михаила Юрьевича – Евгению Юрьевичу, славное имя – Евгений Юрьевич, интеллигентное. Саша его смутно помнил, он приезжал к брату, они похожи друг на друга, но Евгений Юрьевич помоложе. Во всяком случае, хорошая рекомендация, верная, надежная, порядочные люди, и Евгений Юрьевич уже предупрежден. Если ему повезет и удастся сегодня ночью уехать, он завтра сможет быть в Рязани, туда поезд из Москвы идет каких-нибудь пять-шесть часов, не больше. В Москве с Ленинградского на Казанский – площадь перейти. Как только мама передала ему письмо от Михаила Юрьевича, надо было тут же переменить планы и ехать в Рязань. Почему он так не поступил? Потому что уже купил билет в Калинин? Торопился поскорее убраться из Москвы, боялся торчать даже на вокзале? Хотелось есть. С утра крошки во рту не было. А пакет с мамиными продуктами в чемодане. Придется ехать на вокзал и там решать, как быть. Через Калинин в Москву проходило несколько поездов, но билеты на них продавали только по брони. Единственный прямой поезд Калинин – Москва будет завтра в восемь утра, билеты начнут продавать в шесть. И еще одна неожиданность: вокзальный ресторан на ремонте – перекусить негде. Взять из камеры хранения чемодан, вынуть мамин пакет? Но для этого придется сломать запоры, и обратно чемодан на хранение не примут, таскайся с ним до утра. Саша вышел на Советскую улицу, увидел вывеску: «Кафе-столовая». За освещенными окнами народу много, люди входили и выходили, не пьянь, не бляди, обыкновенные люди. На двери Саша разглядел надпись: «Открыто с 9 до 19 часов», сейчас – шесть, успевает. Саша вошел, разделся, прошел в зал, довольно большой, тесно уставленный столиками, каждый на четыре человека, столики стояли даже на эстраде для оркестра, значит, музыки не будет, обыкновенная столовая, но с буфетом в углу, торгующим напитками, потому и называется «Кафе». Все было занято, только за одним столиком, недалеко от двери, Саша увидел свободное место. Рядом с пожилой, видимо, супружеской парой сидел средних лет мужчина при галстуке, с сухим, хмурым и неприятным лицом. Эдакий желчный хмырь – худощавый и в очках. Саша взялся за спинку стула: – Разрешите? Женщина растерянно улыбнулась, взглянула на мужа, тот ответил: – Пожалуйста. Хмырь промолчал. Саша сел. По узким проходам между столиками официантки носили на подносах убранную со столов посуду, торопились – дело шло к концу. Гардеробщик запирал за выходящими дверь, никого больше не пускал – Саше повезло: еще бы минут десять, и не попал бы сюда. Подошла официантка, принесла хмырю второе блюдо. – Я еще первое не доел, заберите! Сказано это было приказным, хамским, не терпящим возражения тоном. – Кухня торопится, – не забирая тарелки, спокойно ответила официантка. Была она хорошо сложена, стройная брюнетка с высокой грудью, смугловатым лицом и безразличным холодным взглядом чуть выпуклых серых глаз. Покосилась на Сашу. – Кафе закрывается. – Я быстро. Накормите, если можете. Она опять покосилась на Сашу, на секунду задержала взгляд, короткий, изучающий, протянула карандаш к записной книжке. – На первое остались щи, суп куриный с лапшой, на второе – тефтели с макаронами. – Щи и тефтели. Если можно, компот или кисель. – Хлеб – белый, черный? – Черный. – Пить будете? – Пить… А-а… Нет, спасибо… – Получите, пожалуйста, с нас, – попросила женщина. Официантка подсчитала в книжке сумму, назвала цифру. Мужчина вынул бумажник, расплатился. Официантка сунула блокнот и карандаш в карман белого передничка и пошла к кассе. Супруги доели компот, поднялись, женщина, опираясь на палку, опять жалко и приветливо улыбнулась Саше. – Приятного аппетита, – сказал ее муж, – будьте здоровы. – Всего хорошего, до свидания, – ответил Саша. С хмырем они не попрощались. И Саша подумал, что, наверное, до его прихода тот нагрубил им, этим и объясняется тягостная атмосфера за столом, испуганные глаза женщины, ее жалкая улыбка, их приветливое обращение только к Саше. На столе, покрытом несвежей скатертью, осталась неубранная посуда, в середине высилась ваза с бумажным цветком, вокруг нее четыре фужера и четыре рюмки, знак того, что здесь все же кафе. Хмырь доел суп, отодвинул тарелку, задел фужер, тот упал и разбился. Хмырь брезгливо поморщился и как ни в чем не бывало принялся за второе блюдо. Подошла официантка убирать посуду, увидела разбитый фужер, вопросительно посмотрела на них. Хмырь кивнул на стулья, где только что сидела супружеская пара: – Они разбили. Официантка оглянулась, но в гардеробной уже никого не было. – Люди, – качнула она головой, – теперь с меня вычтут. Хмырь спокойно ел тефтели. – Вы считаете это справедливым? – спросил его Саша. – Чего, чего? – насторожился хмырь. – Я спрашиваю, вы считаете справедливым, чтобы официантка платила за разбитый вами фужер? – Перестаньте глупости болтать, – ответил тот, продолжая есть. Официантка выжидательно смотрела на них. В ее серых холодных глазах мелькнул интерес. – Это вы разбили фужер. – Саша с ненавистью смотрел на его казенное лицо. – Повторяю: перестаньте болтать глупости и не нарывайтесь на скандал. Скандал не нужен был Саше, он хорошо это понимал. Но в этом непробиваемом чиновничьем лице, в этой наглой вседозволенности вдруг воплотились все перенесенные им обиды и унижения. Эта казенная сволочь оттуда, частица машины, которая безжалостно перемалывает людей, мучает их, преследует и унижает, на черное говорит белое, на белое – черное, и все безнаказанно сходит с рук. Но этому не пройдет, этот жидковат. Саша отодвинул тарелку, наклонился вперед, медленно и членораздельно произнес: |