Онлайн книга «Страх»
– Раскулачили, сволочи, – выругался Хомутов, – безнадзорная, вот и раскулачили. Он выписал требование на инструмент, запасное колесо, замену аккумулятора, телогрейку и брюки. На складе Саша сгреб в охапку старые, замасленные телогрейку и брюки, кое-где из дыр торчала вата, в кабине переоделся, поставил на место аккумулятор и запасное колесо, завел мотор, мотор работал хорошо, проехал по двору, скорости включались тоже хорошо, тормоза держали – ножной и ручной. Дел было много – помыть машину, протереть замасленный мотор и все, что под капотом, добавить автол в двигатель, набить масленки солидолом, машина старая, запущенная, провозился до конца рабочего дня, надо бы покрасить диски колес, но это в следующий раз. Саша работал с увлечением. Документы в порядке, он легализован, остается жилье, прописка, но это не проблема, настораживал военкомат. В институте изучали военное дело, проходили «высшую вневойсковую подготовку», и всем, кто кончил институт, дали звания младших командиров, по-нынешнему лейтенантов. Он тоже прошел военную подготовку, но звания не получил и, как обернется дело в военкомате, не знал, поэтому в военкомат торопиться не будет. Главное – документы. Если придется отсюда смываться, то на новом месте не надо хлопотать о паспорте, он у него на руках, и отметка с места работы есть. Не пойди он к Михайлову, ничего бы не вышло. Неужели Михайлов его помнит? В заявлении он написал свой московский адрес: Арбат, 51. Или не обратил на это внимания, а просто внял логике заявления: Конституция гарантирует право на труд. И все-таки смелый человек! Саша вдруг вспомнил, как его зовут – Михаил Ефимович, и его референт, этот толстячок в полувоенной форме, приходил с ним на Арбат, где жили родители Михайлова, наблюдал, как играют в шахматы Саша и Мотя, комментировал их игру. Мотя этого не любил, и, когда толстяк как-то показал другой ход, Мотя смешал фигуры на доске: «По подсказке не играю». Отец Моти и Михаила Ефимовича держал фотоателье в их же доме, но в середине двадцатых годов закрыл его. И теперь Саша вспоминал, что он думал тогда об этом: Михаил Ефимович – крупный партийный работник и ему, наверное, неудобно, что отец – кустарь, кустари считались мелкобуржуазной прослойкой. На этом и кончались Сашины воспоминания об этой семье, они уехали с Арбата. Да, еще: фамилия у них была другая, а Михайлов – это партийный псевдоним от имени – Михаил. Из мастерской вышел Глеб в кожаной куртке на меху, какие носят летчики, в руках – старый, затасканный портфель. – Закругляйся, дорогуша. Саша собрал инструмент в брезентовую сумку, переоделся, сдал кладовщику телогрейку и штаны, инструменты. – Боишься, сопрут? – спросил кладовщик. – Машина раскулаченная, привыкли с нее таскать, – объяснил Саша. Потом он и механик подписали акт о том, что Панкратов А.П. принял машину «ЗИС» номер 49–80 в порядке и полностью укомплектованную. Хомутов подписал акт, не взглянув на машину: если водитель не предъявляет претензий, так и смотреть нечего. Саша нашел Глеба в кабинете Леонида. – Идите потихоньку, я вас догоню, – сказал Леонид. Всю дорогу говорил Глеб, Саша слушал. – Тебе, дорогуша, понравится в Калинине, ты на Волге бывал когда-нибудь? – Никогда не бывал. – У меня рыбак знакомый есть, летом съездим к нему с ночевкой, встанем до восхода солнца, когда над рекой туман стелется, такое увидишь – и помирать можно. – Не рановато – помирать? – Согласен, подождем. Ты где живешь-то? – Еще нигде, надо снять комнату. – Найдешь. – Ты не знаешь, кто сдает? – Черт его знает, не интересовался, но поспрашиваю. – Будь друг, сделай. – Обязательно, дорогуша, обязательно. – Глеб оглянулся, не идет ли Леонид. – Давай-ка на другую сторону перейдем, к магазину. В кафе водку не подают, только красное. С собой надо принести, Людка нам какое-нибудь ситро на стол поставит, ну, сам понимаешь. Гастроном вот он! – Сколько брать? – Четыре мужика, значит, две бутылки усидим. – Кто четвертый-то? – Механик твой, Хомутов, он для тебя, дорогуша, главный человек. У нас тут первое дело – ставь бутылку! Саша пошел в магазин, вернулся с двумя пол-литрами в карманах пальто. – Давай сюда! Глеб положил бутылки в портфель. Появился Леонид. – Все наладили? – Порядок, – ответил Глеб, – а механик где? – Приползет. Они зашли в кафе, разделись. Гардеробщик, тщедушный, с трясущимися руками и спившейся физиономией, был им знаком, и они ему были знакомы, но внимание проявил только к Леониду, повесил его пальто без номерка, мол, ваше пальто, Леонид Петрович, мне известно, а Саше и Глебу дал по номерку. Глеб отправился в зал искать Люду, вернулся. – Пошли! В углу Люда готовила им столик, улыбнулась Саше: все знаю, поздравляю, наклонилась к нему: – И у меня для тебя новость хорошая, потом скажу. Выпрямилась, поднесла карандаш к блокноту. – Принеси пока нарзан, бо-ка-лы, понятно, а мы подумаем. – Глеб рассматривал меню. – Ну что, дорогие мои, милые, селедочка подойдет? Огурчики-корнишончики, верно я говорю? Отбивная… Знаем мы эту отбивную. У свиньи отбили, нам дали. Шницель? Это будет правильно. Саша, посмотри, ты – хозяин. Саша взял отпечатанное на листочке бумаги меню. – Может, еще колбаску? – Можно и колбаску. Подошла Люда, принесла бокалы, тарелки, ножи, вилки, две бутылки нарзана, предупредила: – Только поосторожнее. Саша заказал селедку с картошкой, колбасу вареную и шницель. – На твои гуляют? – А то на чьи же, – ответил за него Глеб, – на работу оформился, теперь квартиру ищет. – Будет ему квартира, – загадочно улыбнулась Люда. – И квартиру обмоем, – заключил Глеб. – Ладно, Людмилочка, хоть селедочку дай, горит душа. – Вот и Хомут идет, – сказал Леонид. Подошел механик Хомутов, сел на свободный стул, заговорил с Леонидом о машинах. – Надо их рассадить, – сказал Глеб, – сейчас устроят производственное совещание. Леонид и Хомутов не обратили на его слова никакого внимания. Глеб подмигнул Саше, придвинулся к нему: – Не умеет русский человек веселиться. Целый день на работе сидят, проблемы решают, а встретятся за рюмкой – опять про работу талдычат. Уши вянут. У Хомутова этого, скажу тебе, дорогуша, мальчонка родился, а до этого десять лет детей не было, и вдруг понесла жена. Хомутов с радости неделю не просыхал. Так расскажи, как мальчонка гулькает, как мамкину сиську сосет, как он своей жене запузыривает, чтобы теперь девчонку родила. Граждане, – Глеб постучал вилкой о тарелку, – отвлекитесь, выпьем под нарзанчик! |