Онлайн книга «Индира»
|
Кувшин прижав к бедру, иду я за водой, Наполнила кувшин — пора бы и домой, Но в этот самый миг, и на один лишь миг, Сам Кришна предо мной таинственно возник… Смотрю я — пуст кувшин, а в нем была вода! И Кришна вдруг исчез Неведомо куда… [12] Затем к реке пришли две девочки лет семи-восьми. Как я потом узнала, одну звали Омола, а другую — Нирммола. Я бы не назвала их красивыми, но у них были милые личики. В ушах поблескивали серьги, на руках — браслеты, на шее — ожерелья, и это придавало им своеобразную прелесть. Ноги их четырьмя рядами обвивали цепочки. Волосы были стянуты на затылке узлом и украшены цветами. Каждая девочка несла на бедре по кувшинчику. Спускаясь к гхату, девочки пели песню о приливе. Мне запомнились и девочки, и их песня, потому что она мне тоже очень понравилась. Девочки пели по очереди, по куплету. Запела Омола: И на рисовом поле — волны. И в бамбуковой роще — волны, Пойдемте, подруги, по воду, Кувшины свои наполним… Нирммола продолжала: Около гхата нашего Цветами кусты украшены, Пойдемте, подруги, по воду, Кувшины свои наполним… Снова вступила Омола: У нас красивы наряды, Звонко смеемся — рады мы Тому, что так хороши мы, Тому, что идем с кувшинами, Ноги наши увенчаны Браслетами с бубенчиками, Всем на свете довольны мы — Идемте ж, подруги, по воду, Кувшины свои наполним… А Нирммола отвечала ей: Мы охрой ступни расписали, Надели с узорами сари, Шагам нашим, неторопливым, Браслеты вторят игривые, И, слушая их, Не спешим мы, Идем потихоньку по воду Пока с пустыми кувшинами… Потом снова запела Омола: Детям игры наскучили — Но дома сидеть им лучше ли? Старухи не ищут повода Ходить с кувшинами по воду, А нам, нарядно одетым, Приятно звенеть браслетами. …Все ближе подходим к гхату, И дышится вольно-вольно… Последние две строки девочки спели вместе: Сейчас мы наши кувшины Водой до краев наполним! Такой беззаботностью веяло от этих милых детей, что и мне жизнь перестала казаться трудной и мрачной. — Чего это ты, разинув рот, слушаешь такую глупую песню? — спросила меня супруга господина Бошу. — А что в ней плохого? — удивилась я. — Покарает их бог за то, что они на гхата поют такую песню. — Если бы им было по шестнадцать лет, тогда дело другое, — возразила я. — Ну а семилетним это простительно. Сами посудите! Ударит вас по лицу взрослый — вы будете оскорблены, ударит ребенок — и вы воспримете это как ласку. Жена господина Бошу не ответила ни слова и надулась. А я стала размышлять над своими словами. «В самом деле, почему одни и те же вещи в разных случаях воспринимаются по-разному? Бедняк всякий дар принимает как благодеяние, а богач — как лесть. Почему истина подчас оборачивается грехом себялюбия или злословия. Простить негодяя — тяжкий грех, хотя всепрощение — главная заповедь религии. И еще более тяжкий грех — увести женщину в лес. Но ведь Рама увел Ситу, и никто не счел его грешником». Да, в жизни все определяется обстоятельствами. Эта мысль глубоко запала мне в душу. И с тех пор, прежде чем осудить кого-нибудь, я долго думаю. Вот почему мне и пришла сейчас на память песня, которую пели две маленькие девочки. Показалась Калькутта задолго до того, как мы причалили к берегу. Восторг охватил меня при виде этого огромного города, — восторг и в то же время какой-то смутный страх. Огромные дворцы, один выше другого, казалось, были сложены из множества домов: на один дом поставлен второй, на второй — третий. Море дворцов, настоящее море! Но еще сильнее поразил меня лес мачт у причала. А сколько там было лодок! Двумя длинными рядами они вытянулись вдоль берегов Ганги, и, глядя на них, я невольно подумала: как можно было построить такое множество лодок! Когда же мы приблизились к городу, я увидела на дороге нескончаемый поток экипажей и паланкинов и толпы пешеходов. Как найду я здесь дядю? Ведь это все равно что отыскать песчинку на дне океана! Глава шестая
ШУБО Кришнодаш-бабу приехал в Калькутту, чтобы совершить пуджу [13] на Калигхате [14] , и поселился со всей семьей в Бхобанипуре [15] . — Где живет твой дядя? — спросил меня Кришнодаш-бабу. — В самой Калькутте или в Бхобанипуре? Этого я не знала. — Может быть, ты помнишь, в какой части города его дом? Но я ничего не могла сказать. Прежде Калькутта представлялась мне большой деревней, такой же, как мой родной Мохешпур. Я думала, что стоит лишь назвать имя почтенного человека, и всякий укажет вам его дом. Но как найти дядю в этом безбрежном океане зданий и дворцов? С чего начать? Я понятия не имела. Кришнодаш-бабу долго искал дядю, но все его старания не увенчались успехом — Калькутта ведь не деревня. После свершения пуджи богине Кали [16] Кришнодаш-бабу намеревался вместе с семьей отправиться в Бенарес и, как только церемония закончилась, начал готовиться к отъезду. Узнав об этом, я расплакалась. — Послушай, — сказала мне тогда супруга господина Бошу, — наймись в какой-нибудь дом служанкой. Вот сегодня придет Шубо, и я поговорю о тебе. Тут я уже зарыдала навзрыд. Что за горькая у меня доля! Мне идти в услужение! Я до крови закусила губу. Но Кришнодаш, хотя и был очень добр ко мне, сказал: — Я ничем не могу тебе помочь. |