
Онлайн книга «Белорусский набат»
А сегодня был День знаний, и студенты – скубенты, как раньше называли их полицейские чиновники империи, – пришли на занятия в свою альма-матер. И обнаружили, что кого-то из них, кто раньше прошел по спискам и зачислен, на самом деле в списках нет… Выяснилось это в холле главного корпуса БГУ, когда группа разъяренных студентов (и не студентов) ФМПИ – факультета прикладной математики и информатики БГУ – обсуждала произошедшее. В выражениях не стеснялись. – С…и! – Кого-то из своих запихали! – Там эта Катя! – сказал кто-то. – У нее папаша из правительства! Так это или нет – никто не знал. Да особо и не хотел знать. – Своих всегда за госсчет проводят… – Гады… – А чего… – Надо пойти и спросить! – сказал кто-то. – В деканат! Потом никто не вспомнил, кто это был. – Правильно! – сказал еще кто-то. Пошли… В Беларуси не было такой угрозы терроризма, как в России, и не было опасности различных межнациональных неурядиц, поэтому системы безопасности везде были слабые – не сидели охранники, не было КП с вертушками. Так они дошли до деканата и вломились внутрь. Их было человек двадцать, причем большая часть присоединилась к ним по дороге, а троих до этого никто не знал. – Где данные по вступительным экзаменам? – крикнул кто-то. – Показывай! – Своих суете! – Давай документы! Никто так и не понял, кто и зачем разбил окно. Никто не понял, зачем начали избивать сотрудников деканата и прибежавшего охранника. Никто не понял, как драка перекинулась в коридор… – Нормально? Оператор нацелил камеру на стоящий совсем рядом купол подземного торгового центра и оказался доволен изображением. – Да. Журналист британской телерадиовещательной компании ВВС Стив Уорнер, довольно опытный, поработавший в «горячих точках» корреспондент, посмотрел на часы: он носил «Сертина ДС Каскадер», не дорогие и не дешевые, зато прочные, и не жаль, если даже и разобьют. В часах, помимо всего того, чему и положено быть в часах, был миниатюрный диктофон, позволяющий писать без ведома опрашиваемого. Они торчали здесь уже более получаса и ничего не снимали. Подошедшему милиционеру предъявили разрешение на съемку, и тот отстал, пошел обратно к Дому правительства. Разрешение у них было: они аккредитовались и получили право снимать фильм о Минске – как они заявили, это будет обычный познавательный фильм для туристической телевизионной программы. Никто не обратил внимания и не задал вопрос, а почему присылают снимать фильм для туристов журналиста, спеца по «горячим точкам». – Стив, слева. Сначала они увидели бегущих от здания милиционеров. Потом – едущую через площадь милицейскую машину. – Пошли! Они побежали к зданию БГУ. Оператор прикрывал камеру полой легкого плаща. Около здания тусовались человек пятьдесят. Один из них замахал неизвестно чему обеими руками. Оператор и журналист подбежали к нему. – Здравствуйте… – Здравствуйте… – Мы из британского телевидения. Можете представиться и рассказать, что происходит? – Конечно. Журналист сделал оператору знак – снимай. Встал рядом с интервьюируемым. – Всем добрый день, я Стив Уорнер, и я нахожусь на одной из главных площадей Минска, площади Независимости. Только что мы видели подъезжающие к зданию университета машины полиции и поняли, что что-то происходит. Вместе с нами один из студентов университета, который расскажет нам, что происходит. Оператор перевел камеру. Интервьюируемый не говорил журналисту, что он студент этого университета, но это, как обычно, никто не заметит. – Расскажите, что тут у вас происходит? – Только что группа студентов пришла с протестом к руководству университета против происходящих здесь злоупотреблений. В ответ руководство университета решило применить силу, а когда поняло, что нас больше, вызвало полицию. Сейчас полиция ворвалась в университет, чтобы произвести аресты. Наблюдательный человек подметил бы, что в Белоруссии нет, и, видимо, в ближайшее время не будет полиции – есть милиция. И в России, и в Украине уже переименовали постсоветскую милицию в полицию, но в Беларуси это было невозможно. Страна столь тяжко пострадала от гитлеровской оккупации, что даже намеки на что-то из того времени – такие, как переименование милиции в полицию, как гитлеровская вспомогательная полиция, которая набиралась из коллаборантов, – воспринимались очень болезненно. Так что уже этого слова достаточно было, чтобы понять, что это за «студент». Но люди ненаблюдательны. – Расскажите, а разве полиция имеет право приходить в университет и производить аресты? Во многих странах такого нет. – Наша полиция имеет право прийти куда угодно, ворваться в дом… – Да-да. Кстати, мы находимся на площади с символическим названием «площадь Независимости». Что для вас независимость? – У нас нет и никогда не было независимости. Мы уже более двадцати лет живем при диктатуре, поддерживаемой благодаря России. Нашу независимость нам только предстоит добыть… – Еще один вопрос: как вы относитесь к борьбе украинцев за независимость от Москвы? – Украинцы и их освободительная борьба – то, к чему мы стремимся, то, на что мы равняемся. Когда мы встречаемся, то говорим им «Слава Украине», а они нам «Живе Беларусь». С грохотом открылась дверь, повалили люди. Кого-то тащили. – Благодарю… – журналист уже переориентировался, нырнул в толпу, в самую гущу. Кого-то уже затаскивали в машину, кто-то сопротивлялся, драка была еще та – и, наверное, журналисту не удалось бы ничего заснять, если бы кто-то не растолкал людей перед ним. – Офицер, за что задержан этот человек? Милиционер, взвинченный до предела (в здании ему плеснули в лицо из пробирки краской красного цвета), повернулся: – Убери камеру! И ударил по камере… Жуткие кадры драки у БГУ уже вечером показали все телевизионные каналы Запада. Ушлый Уорнер продал эту запись за деньги, сославшись на то, что запись принадлежит ему, а телекомпания посылала его в Минск по другому поводу. За один вечер он набрал более полумиллиона долларов от различных телекомпаний, которые заплатили ему за право показа, а ВВС на следующий день подала на него в суд, требуя эти деньги… Невозможно было объяснить кому-то, что речь идет о банальной драке – тем более, она проходила на одной из главных площадей страны. Никому было не объяснить, что красное на лице милиционера – это краска, которой ему брызнули в лицо, а не кровь студентов. Никто ничего не хотел видеть и знать. |