Онлайн книга «Екатерина Воронина»
– Коля, Сережа, – просила Соня, – ну спойте еще что-нибудь, спойте. Но Николай не любил похвал, не любил, когда его просили спеть еще. Наклонясь к Сутырину, сказал: – Выдь, Сережа, в спальню. Разговор есть. – Насчет Клары слыхал, нет? – Николай плотно закрыл за собой дверь. – Слыхал, – нехотя ответил Сергей, предчувствуя один из тех нравоучительных разговоров, на которые был падок его приятель. – Ну и что? – Сколько веревочке ни виться… – Может, разговоры, не знаю, – нетерпеливо перебил его Николай. – Восемь тысяч недостачи, могут в тюрьму упрятать. – Вполне свободно. – Так ведь и тебе позор и сыну. – Я с ней семь лет не живу, а сын за родителей не в ответе. – Она тебе законная жена. – Воровать не заставлял. Сам знаешь, из-за этого из дома ушел. – Ушел, не ушел, об этом никто не знает. Муж ты ей – значит, и за нее и за семью отвечаешь. – Отвечать будет тот, кто делал дела, – возразил Сутырин. – К чему ты разговор затеял? Если бы я и хотел, то все равно помочь тут нечем. А я, честно говоря, и помогать не хочу. Хватит! Хотела своим умом жить – пусть живет. – Разводиться надо было, – жестко произнес Николай, – а не в кусты прятаться. Не развелся вовремя – поправляй теперь, иначе позор тебе на всю жизнь: жена судимая. И Алеше тоже. – Что я могу сделать? – пожал плечами Сутырин. – Может быть, деньги надо внести, может, еще что. – Откуда у меня такие деньги? – Не знаю… не знаю… Поговорить надо с ней, совет подать, пока не посадили еще. – Не пойду я к ней, – мрачно произнес Сутырин, – не о чем нам говорить. – Дело твое, – холодно сказал Николай, – только я тебе вот что скажу: из одного капкана ты не выбрался, а в другой попадаешь. – В какой такой капкан? – усмехаясь, спросил Сергей, отлично понимая, о чем говорит Ермаков. – Сам знаешь. – А все-таки? – Я про Дусю твою распрекрасную говорю. – А что Дуся? – с вызовом спросил Сутырин. У него сжалось сердце в предчувствии того, что скажет сейчас Николай. Он хотел и в то же время боялся услышать это. – А то, я тебе по дружбе говорю, Серега: брось! Не пара она тебе. По себе дерево руби. – Слыхали. – Для тебя она человек новый, – безжалостно продолжая Николай, – а мы ее в порту давно знаем, знаем, кто она есть. – А я и знать не хочу, – произнес Сергей, чувствуя, что Николай скажет сейчас что-то ужасное и отвратительное, и по-прежнему желая и боясь это услышать. – Не хочешь – как хочешь. Только уж потом на меня не пеняй. Хотел предупредить – сам не позволил. Будешь локти кусать, как из одной истории в другую попадешь. – Ну говори, чего знаешь, – улыбнулся Сутырин. Его тон, беззаботный и иронический, оскорбил Николая. С холодной жестокостью, которая пробуждалась в нем в такие минуты, он сказал: – Ты у нее спроси, сколько она мужиков до тебя сменила, здесь, на участке. И про Ляпунова, бригадира, и про других. – А я это знаю, – спокойно ответил Сутырин, чувствуя биение собственного сердца, пытаясь справиться со своим дыханием. То, что сказал Николай, поразило Сергея. Его смутные подозрения стали фактом. Вся интимная сторона его и Дусиной жизни, ласки, милые особенности, все, что казалось принадлежащим и известным только ему одному, теперь было осквернено прикосновением чужих рук. Он тут же ушел от Ермаковых, сославшись на необходимость быть на теплоходе. Он хотел видеть Дусю и высказать ей все. Пусть знает, пусть не думает, что сможет дальше его обманывать. А она обманула его вдвойне: он потерял не только любимую женщину, но и человека, в котором видел прибежище от неприятностей, чинимых ему Кларой. Та хоть соблюдала себя, а эта открыто, при всех, никого не стесняясь… С бригадиром жила, чтобы на работе поблажку иметь, не могла найти себе в другом месте. Может быть, и сейчас бывает с ним. По старой памяти. Ведь видятся-то каждый день. И этот, другой, посмеивается над ним. Он увидел Дусю выходящей из ворот участка. Все в ней было ему дорого – каждая черта, каждое движение. Когда она увидела его, озабоченное выражение, которое было у нее на лице, сменилось удивленным и радостным. Верно, подумала: из-за нее ушел из гостей. Они пошли рядом. – Сегодня триста тонн перегрузила, – сказала Дуся, беря Сутырина под руку. То ли из-за темноты, то ли потому, что была увлечена своими мыслями, она не замечала его состояния. Сутырин знал, что Дуся выдвигается в первые крановщицы порта, и чувствовал: она это делает для него, хочет, чтобы он гордился ею, чтобы знал: она тоже не последний человек здесь. Раньше он увидел бы в ее словах нечто трогательное и доверительное, теперь увидел только ложь: боится разговора, хочет показаться лучше, чем есть, ложным спокойствием прикрывает смятение души. – Вагоны шли хорошо, да и грузчиков бригада попалась хорошая, – добавила Дуся. Не глядя на нее, он спросил хриплым голосом: – Чья бригада? Ляпунова? Ее рука дрогнула, встревоженный взгляд скользнул по его лицу. Он увидел ее расширенные зрачки и выражение страха в них и понял, что Николай рассказал правду. – Нет, Курочкина. – Ах, Курочкина… Жалко… Ляпунов подсобил бы… По старой памяти… Она опустила руки и шла молча, не поднимая головы. Он грубо сказал: – Что ж молчишь? Рассказывай! – Что я тебе расскажу, – устало проговорила она, – сам знаешь. Он остановился и повернулся к ней: – Да, знаю, все знаю. Он думал, что она будет оправдываться, выкручиваться, защищаться. Он заранее злорадствовал при мысли, что уличит ее, припрет к стене, но ничего этого не было. В ее молчании он не чувствовал ни раскаяния, ни покорности. Тогда Сутырин решил уничтожить се презрением. Пусть не думает, что он ревнует ее. – Мне, конечно, наплевать. Ты мне не жена, я тебе не муж. Только посоветовать хотел: делай так, чтобы люди не видели. Так-то правильнее. Не о чем им разговаривать. Теперь все! Все кончено! – Ну, мне сюда, – сказал он, когда они дошли до поворота. Она прижалась к нему, спрятала голову на его груди. Пытаясь оторвать ее от себя, он схватил ее за руки. Но она крепко держалась за него, и оп вдруг с болью и страстью почувствовал ее тело, такое знакомое ему и родное. – Умру я без тебя, Сереженька, – тихо сказала Дуся, и опять он не услышал в ее голосе ни слез, ни мольбы, ни раскаяния. |