
Онлайн книга «Любовь с ароматом чая»
Кларри опустилась на корточки, подкладывая дрова в огонь. У нее в ушах прозвучал мягкий укор матери: «Не присаживайся на корточки, как простая деревенская девочка, сиди как леди, Кларисса!» Сейчас ей уже не всегда удавалось вызвать перед внутренним взором лицо матери, ее осторожную улыбку и внимательные карие глаза, темные волосы, стянутые в тугой узел на затылке. На столе у Джона стояла фотокарточка, на которой они все вместе пьют чай на веранде: маленькая Олив устроилась на коленях у отца, а непоседливая пятилетняя Кларисса, которой наскучило сидеть неподвижно перед фотокамерой, пытается вырваться из рук матери. Лицо матери изображено нечетко. Но она сохраняет спокойствие — стройная и красивая, с задумчивой полуулыбкой на губах. Пожилая няня Ама говорила Клариссе, что с возрастом она становится все больше похожей на мать. У нее такая же смуглая кожа и большие карие глаза, как у Джейн Купер, в то время как у Олив рыжевато-русые волосы и светлая кожа Белхэйвенов. Сестры были совершенно не похожи друг на друга, только во внешности Клариссы проявилось индийское происхождение их матери-полукровки. И хотя девочки росли в Белгури затворницами, она все же знала, что в местном обществе выходцев из Британии их осуждали. Многие мужчины содержали любовниц-индианок, но ее отец нарушил рамки приличий, женившись на своей. Джейн Купер, дочь британского клерка и девушки-ассамки, работавшей на шелковой фабрике, была оставлена в католическом сиротском приюте, где ее выучили и затем направили в миссионерскую школу в Шиллонге. Как будто этот поступок не был скандалом уже сам по себе, Джон пошел в нарушении приличий еще дальше, ожидая, что его дочери будут приняты в англо-индийском обществе, словно чистокровные английские барышни. И в довершение ко всему этот солдат-выскочка из какого-то медвежьего угла в Нортумберленде[6] возомнил себя специалистом по выращиванию чая. О да, Кларри слышала унизительные замечания в церкви и клубе, чувствовала неодобрение офицерских жен Шиллонга, умолкающих, едва она появлялась в какой-нибудь лавке на базаре. Олив ненавидела ходить по магазинам, но Кларри не позволяла этим ограниченным людям портить себе жизнь. У нее больше прав жить тут, чем у любого из них, и она страстно любила свой дом среди гор Ассама. Однако тревоги отца были понятны Кларри. Ужасное землетрясение, случившееся семь лет назад, разворошило многие акры плантаций на склонах холмов, и им пришлось высаживать чайные кусты заново, что было очень дорого. Растения сейчас только начали достигать продуктивного возраста. К тому же спрос на выращиваемый ими чайный лист, имеющий тонкий вкус, казалось, тает как утренний туман. Теперь ненасытный британский рынок требовал крепкого, насыщенного чая, выращенного в знойных и влажных долинах Верхнего Ассама. Жаль, что ей не к кому обратиться за советом, ведь ее отец, похоже, встал на путь саморазрушения. Кларри бросила на него взгляд. Джон задремал. Она поднялась и принесла одеяло с походной кровати, стоящей в углу. Отец спал здесь последние семь лет, не решаясь войти в спальню, где погибла его любимая Джейн. Кларри укутала его одеялом. Он пошевелился, приоткрыл глаза, задержал на ней взгляд. — Джейн? — произнес он заплетающимся языком. — Где ты была, дорогая? У Кларри перехватило дыхание. Он часто принимал ее за жену, когда был пьян, но каждый раз ее это потрясало до глубины души. — Спи, — сказала она тихо. — А девочки, — нахмурился Джон, — они уже в постели? Я должен пожелать им спокойной ночи. Он попытался подняться, но Кларри мягко толкнула его назад. — Они в порядке, — проворковала она, — уже спят. Не нужно их будить. Тело Джона обмякло под одеялом. — Ну хорошо, — вздохнул он. Кларри наклонилась и поцеловала его в лоб. Ее глаза щипало от слез. Несмотря на то что ей было всего восемнадцать лет, на ее плечи уже лег груз ответственности. Сколько еще они смогут продержаться? В упадок пришли не только посадки чайных растений, дом тоже требовал ремонта, а учительница музыки Олив недавно повысила плату за свои услуги. Кларри постаралась отогнать панический страх. Она поговорит с отцом, когда он протрезвеет. Рано или поздно ему придется взяться за решение назревших проблем. Вернувшись в гостиную, Кларри увидела Олив — та сидела сгорбившись и обхватив колени руками. Младшая сестра раскачивалась взад-вперед. Камаль стоял возле резного стола у окна. — Отец спит, — сказала им Кларри. Олив перестала раскачиваться. Камаль одобрительно кивнул и налил Кларри чашку чая из серебряного чайника. Девушка прошла по комнате и села рядом с сестрой. Она дотронулась до волос Олив и убрала их с лица. Девочка вздрогнула и отстранилась. Ее нервы были натянуты как струны. Кларри услышала ее свистящее дыхание, свидетельствующее о приближающемся приступе астмы. — Все в порядке, — сказала Кларри. — Ты можешь продолжать играть, если хочешь. — Нет, я не могу, — задыхаясь, ответила Олив. — Я слишком расстроена. Почему он так кричит? И бьет тарелки. Он всегда бьет тарелки. — Он не нарочно. — Почему ты его не останавливаешь? Почему ты не заставишь его бросить пить? Кларри взглядом призвала на помощь Камаля, ставившего чашку чая рядом с ней на маленький мозаичный столик. — Я все уберу, мисс Олив. Утром все будет в порядке. — Никогда уже не будет все в порядке! Я хочу, чтобы мама была с нами! — закричала Олив. Ее тираду прервал приступ кашля, странного удушающего кашля, который донимал ее в холодное время года. Олив как будто пыталась вытолкнуть изнутри дурной воздух. Кларри обняла сестру, массируя ей спину. — Где твое лекарство? В спальне? Я сейчас принесу. Камаль вскипятит воды. Правда, Камаль? Они бросились выполнять все необходимое. Наконец Олив утихла и ее кашель прекратился. Камаль заварил свежего чаю с согревающими пряностями: корицей, кардамоном, гвоздикой и имбирем. Кларри глубоко вдыхала в себя аромат, прихлебывая золотистый напиток, и ее нервы с каждым глотком успокаивались. С удовлетворением она отметила, что на лицо Олив возвращается румянец. — Где Ама? — спросила Кларри, вспомнив, что не видела ее с полудня, потому что была занята на плантациях, руководя прополкой. Камаль с осуждающим видом покачал головой. — Сбежала в деревню. Делает, что ей заблагорассудится. — Один из ее сыновей болен, — произнесла Олив. — Почему она ничего мне об этом не сказала? — удивилась Кларри. — Надеюсь, с ним не случилось ничего серьезного. — Конечно, ничего серьезного, — ответил Камаль. — Как всегда, больной зуб или расстройство желудка. Но Ама суетится возле него, как квочка. И он громко закудахтал. Кларри прыснула, Олив улыбнулась. — Не насмехайся над Амой, — сказала Кларри. — Она и о тебе беспокоится так же, и обо всех нас. |