
Онлайн книга «"А существует ли любовь?" - спрашивают пожарники»
Но она правильно все рассчитала – она работала медсестрой. Три пачки димедрола плюс четыре пипольфена, и девять часов до того, как пришла с работы подруга… А потом наступила ночь тринадцатого января, и люди, которых она в записке просила «никого не винить в своей смерти», сидели за столиками в ресторанах и сыто, и пьяно провожали Старый год, чтобы потом, во тьме постелей, прижавшись телами к другим телам, благополучно доплыть до конца новогодней ночи… А в это время ее обнаженное тело лежало в беспощадном свете мертвецкой, и безумный голос ее подруги орал в замерзшую трубку: «Как она?» И мужской голос – сумрачно и сухо: «Такие данные не сообщаем по телефону». Действительно! Зачем тревожить сограждан «такими данными»? Засекретим смерть, и пусть у нас всегда торжествует жизнь, как в конце твоего стихотворения, Женя… Вчера я встретил ее в первый раз – после ее смерти. На дачной эстраде танцевали девочки. Я узнал ее сразу – она танцевала последней. Кровавые пятна носков для аэробики, ураган волос а-ля Пугачева… Шаровая молния в конфетной обертке! Балдели дачные мальчики с теннисными ракетками, на складных велосипедах. И голос матери, нарочито громкий: «Будет артисткой!» Все это происходило под Москвой, а совсем не в Кокчетаве, где еще верят, что «в артистки» надо ехать в Москву и завоевать талантом сияющую столицу, как в конце твоего стихотворения, Женя. Она поехала… Вчера я встретил ее на улице. Она только что приехала в Москву и шла в ГИТИС, или в «Щуку», или в «Щепку», или во МХАТ. И это было нашим вторым свиданием после ее смерти… …Ковер, на котором она лежала… Она вошла во двор и прочла объявление: «Абитуриентов прослушивают в тире». Маленькая головка на теле Венеры, точеные черты Натали Гончаровой и волосы, перехваченные черной ленточкой… Пушкинская красавица в хипповой диадеме! О, как она орала в тире: «Я – Мэрлин!.. Я – героиня самоубийства и героина!» Молодые режиссеры широко улыбались и слушали стихи Вознесенского про самоубийство Мэрлин Монро. (О, как она им нравилась!) И «сам» широко улыбался – эта красавица, полная сил и здоровья, что она знала про самоубийство? Про самоубийство и героин? (О, как она ему нравилась!) «На обороте у мертвой Мэрлин…» Она победно вышла из тира. И жались к стенке, стараясь не глядеть на нее, жалкие соперницы. «Звезда абитуриентуры» – так ее назовут после трех лет ее поражений, когда она узнает, каково вглядываться в тускло напечатанные списки принятых, а потом кружить вокруг канцелярии со сводящей с ума надеждой – а вдруг пропустили? А вдруг пропустили ее фамилию? Такую смешную фамилию… И режиссер, который набирал этот курс, которому она так нравилась тогда в тире во время отстрела юных дарований, не объяснит ей, что такое звонки по телефону, сводящие с ума звонки по телефону – звонки знакомых и родственников, звонки сподвижников и сподвижниц по театру, звонки из вышестоящих организаций, звонки из нижестоящих организаций, звонки с просьбой об элементарной человечности, звонки с угрозами и истериками, звонки с проклятьями и воплями… И он положит ее смешную фамилию на алтарь этих звонков как жертвоприношение во имя того человеческого, которое всем нам так не чуждо. В конце концов, на алтарь и следует положить самое прекрасное… А вместо нее выберут кого-то из этой толпы «позвоночных» дурнушек, которых сейчас она так презирает. Возьмут некрасивую дочь красавцев родителей (природе нужен отдых)… О, бездарные отпрыски кумиров, сводивших с ума в шестидесятые! Ваши знаменитые фамилии никогда не уйдут с нашей сцены! И профессия актера скоро станет у нас наследственной, как в древней Индии… ..Ковер, на котором она лежала… Но это все еще впереди, а пока она идет по московским улицам – победительница первого тура ГИТИСа, а может, «Щепки», или «Щуки», или МХАТа. Идет Актриса! А всего через две недели… Ох, как они забегают всего через две недели – отвергнутые возлюбленные театра! Разговоры в отчаянии: «Сказали – есть места в Институте культуры…» «Набирает дополнительно Воронежское училище…» «Говорят, недобор в Ленинграде, в Эстрадном…» И, только намаявшись, наскитавшись по столицам и весям, они дадут телеграммы – крики о помощи – и, получив переводы, отъедут навсегда в свои тихие городки… Но отъедут слабейшие. Актрисы останутся. Здесь самое место выйти музыкантам, например, из джаз-рок-ансамбля «Арсенал», и пусть золотая железка Алеши Козлова сыграет нам что-нибудь про вечную надежду, вместо того, чтобы рассказывать, |