Книга Врата Мёртвого Дома, страница 20 – Стивен Эриксон

— Кансийский флот ушёл из Эрлитана, — заметил капитан. — Теперь редкий торговец решится плыть через океан. Высокие налоги…

— И возможность быстро разбогатеть, когда начнётся гражданская война, — продолжил, кивая, Скрипач. — Значит, придётся идти по суше, по крайней мере, до Арэна.

— Неразумно, — сказал старый жрец.

— Я знаю.

Но духовидец продолжал качать головой.

— Дело не только в грядущей войне. Чтобы добраться до Арэна, тебе придётся пересечь Пан’потсун-одан, которая граничит со священной пустыней Рараку. Из Рараку явится Вихрь Апокалипсиса. И более того, там состоится схождение.

Скрипач сощурился. Одиночник-дхэнраби.

— Это когда Взошедшие силы собираются в одном месте?

— Именно так.

— Что их притягивает?

— Врата. Пророчество о Тропе Ладоней. Одиночникам и д’иверсам врата обещают… нечто. Притягивают их, словно пламя — мотыльков.

— А чем могут заинтересовать оборотней врата Пути? Они не объединены в братство и не пользуются чародейством, во всяком случае, сколько-нибудь сложным.

— Удивительная глубина познаний для солдата.

Скрипач нахмурился.

— Солдат всегда недооценивают, — буркнул он. — Я не с закрытыми глазами провёл пятнадцать лет, сражаясь на войнах Империи. Император схлестнулся с обоими — Тричем и Рилландарасом — под Ли-Хэном. Я был там.

Таннойский духовидец склонил голову, извиняясь.

— У меня нет ответов на твои вопросы, — тихо проговорил он. — По правде говоря, я не думаю, что даже сами одиночники и д’иверсы точно знают, что́ ищут. Как лосось возвращается в те воды, где родился, так и они действуют инстинктивно, повинуясь грубому влечению и чувственному об́ещанию. — Он сложил руки. — Среди оборотней нет единства. Каждый — сам за себя. Эта Тропа Ладоней… — Старик помолчал, затем продолжил: — Это, вероятно, средство Восхождения — для победителя.

Скрипач медленно и натужно выпустил воздух из лёгких.

— Восхождение означает силу. Сила означает контроль. — Он перехватил взгляд рыжеватых глаз духовидца. — Если один из оборотней совершит Восхождение…

— Власть над своим родом и племенем, да. Такое происшествие будет иметь… последствия. В любом случае, друг мой, пустоши никогда не считались безопасным местом, а в грядущие месяцы одан превратится в обитель дикого ужаса, это я знаю наверняка.

— Благодарю за предупреждение.

— Но оно тебя не удержит.

— Боюсь, что нет.

— В таком случае, мне суждено предложить тебе некоторую защиту на время пути. Капитан, если тебя не затруднит?

Воин поднялся и ушёл.

— Объявленный вне закона солдат… — проговорил через некоторое время старик, — который рискует жизнью, чтобы вернуться в сердце Империи, приговорившей его к смерти. Это должна быть по-настоящему весомая необходимость.

Скрипач пожал плечами.

— «Мостожогов» помнят здесь, в Семи Городах. Их проклинают, но ими и восхищаются. Вы были честными солдатами, которые сражались на бесчестной войне. Говорят, ваше подразделение закалилось в жаре и на выжженном камне священной пустыни Рараку, когда преследовало отряд чародеев фалах’да. Эту историю я бы хотел однажды услышать, чтобы обратить её в песню.

Скрипач удивлённо раскрыл глаза. Чары духовидцев выпевались — никаких других ритуалов не требовалось. Хотя песни танно и посвящались миру, силу, по слухам, они имели огромную. Сапёр задумался, чем такое песнопение может закончиться для «мостожогов».

Духовидец, видимо, понял его незаданный вопрос, потому что улыбнулся.

— Такую песнь до сих пор ещё никто не пытался спеть. В песни танно есть залог Восхождения, но может ли целое подразделение взойти? Воистину, вот вопрос, заслуживающий ответа.

Скрипач вздохнул.

— Будь у меня время, я бы рассказал тебе эту историю.

— Это займёт лишь один миг.

— Что ты имеешь в виду?

Старый жрец поднял морщинистую длиннопалую руку.

— Если позволишь мне прикоснуться, я узнаю твою историю.

Сапёр отшатнулся.

— А-а, — вздохнул духовидец, — боишься, что я не лучшим образом обойдусь с твоими тайнами.

— Я боюсь, что их знание поставит твою жизнь под угрозу. Да и не все мои воспоминания — о делах честных и благородных.

Старик откинул голову и рассмеялся.

— Если бы все они были честны и благородны, ты мог бы с куда большими основаниями носить такое облачение, как я. Прости меня за неучтивую просьбу.

Капитан Турка вернулся с небольшим песочного цвета ларцом из морёного дерева. Он поставил его на столик перед своим господином, который откинул крышку и потянулся за чем-то внутри.

— Рараку была некогда морем, — сказал танно. Он вынул из ларца выцветшую белую раковину. — Такие останки можно найти в Священной пустыне, если знать, где пролегали древние берега. Кроме песни памяти о внутреннем море, в неё были вложены и другие песни. — Старик поднял глаза и встретил взгляд Скрипача. — Мои собственные песни силы. Прошу, прими этот дар за спасение жизни и чести моих внучек.

Скрипач поклонился старому жрецу и приподнял в ладонях раковину.

— Благодарю тебя, духовидец. Значит, твой дар даёт защиту?

— В некотором роде, — с улыбкой заметил жрец. Затем он встал. — Не смею тебя более задерживать, «мостожог». — Скрипач быстро поднялся. — Капитан Турка проводит тебя к выходу. — Старик шагнул ближе и положил руку на плечо Скрипачу. — Кимлок Духовидец благодарит тебя.

С раковиной в руках сапёр вышел из комнаты. Снаружи, в саду, прохладный влажный воздух коснулся его мокрого от пота лба.

— Кимлок… — едва слышно прошептал Скрипач.

Турка хмыкнул, шагая рядом с ним по дорожке к воротам.

— Первый гость за одиннадцать лет. Ты понимаешь, какой чести удостоился, «мостожог»?

— Ясно, что он очень ценит своих внучек, — сухо ответил Скрипач. — Одиннадцать лет, говоришь? Выходит, последним его гостем был…

— Первый Кулак Дуджек Однорукий из Малазанской империи.

— С предложением мирной сдачи Каракаранга, святого города культа танно. Кимлок утверждал, что может уничтожить малазанские легионы. Полностью. Однако сдался, и его имя теперь вошло в поговорки как символ пустых угроз.

Турка фыркнул.

— Он открыл ворота города, ибо ценит жизнь превыше всего. Он постиг вашу Империю и понял, что смерть тысяч ничего для неё не значит. Малаз всё равно получил бы то, чего хотел. А хотел он Каракаранг.

Скрипач поморщился. С грубоватым сарказмом он сказал:

— И если это означало бы привести в святой город т’лан имассов — как оно случилось в Арэне, — мы бы так и сделали. Сомневаюсь, что чары Кимлока смогли бы сдержать т’лан имассов.