Онлайн книга «Метро 2035»
|
– Ну что. Не придется зато совесть глушить, – сказал Артем, чувствуя, как через усталость подступает зуд: все рассказать. – Теперь можешь свою собственную книгу. Как хотел. – Свою, которую никто печатать не станет. – Смотря, что напишешь в ней. – А что я напишу? Показалось, что кто-то тащится за ними. Обернулся раз, другой. Вроде рассеялся человечек в мареве. Может, и не за Артемом шел, а по своим веселым делам. А может, приотстал, чтобы глаза людям не мозолить. Рука на нагане. – Ты Сашу нашел свою? – спросил Артем у Гомера. – Свою? Нет. Ты… – Она тут, дедуль. Вчера тут была. Я говорил с ней. Про тебя. – Ты знаешь?.. Знаешь, где она? – Знаю. – С ней все в порядке? Куда мы? Давай лучше к ней… И что… Она здесь… что делает? – Что тут женщины делают, дедуль? Работает. – Не, брось! Саша?.. Не верю. – Ну. – Неправда! – А скажи… Про Хантера – правда? Что он спился? Я ведь и не знал, что вы знакомы. – Хантер? Ты его тоже?.. Откуда? – Он меня в поход и отправил. Тогда. Против черных. За ракетами. Я не рассказывал? А он – не рассказывал? Он не из-за этого ли пил? Не из-за черных? Или отчего? – Он? Не знаю. Он… Мы с ним вообще мало говорили. Недостаточно. – Ты ведь это о нем книгу писал. Свою, ту, в тетрадке. Как же? – Не знаю. Он, понимаешь… Не настоящий герой. Я хотел из него героя сделать. Чтобы люди читали и вдохновлялись. – Поэтому ты его непьющим сделал? – Откуда ты… – Говорю тебе: мне Саша все это. Не веришь, что ли? – Мне к ней надо. Посмотреть. Я сам хочу убедиться. – Попозже. Потерпи. Важно. Вот, кажется, тут никого… Заходи. Погоди, я тут проверю все… – А по поводу Хантера… Да! Ну кому захочется про алкоголика читать? Идти за ним? Понимаешь? Миф должен быть. Красивый. Люди сидят в темноте, в безнадеге. Им свет нужен. Они без света совсем опустятся. – Понимаю. А теперь ты послушай. Артем наклонился к нему, и в стариковское волосатое ухо горячечно зашептал: – Люди сидят в темноте, дед, потому что от них свет прячут. Запад не уничтожен, дед. И Россия не вся. Есть другие выжившие. Весь мир выжил почти. Не знаю уж, как они там живут, но… Владивосток, Полярные Зори твои, Париж, Америка. – Что?.. – Их всех от нас скрывают. Работают глушилки. Вокруг Москвы глушилки расставлены. Радиобашни, которые все сигналы из других городов гасят. – Что? – Ганза это. А Орден мой в курсе. Ганзе служит. И подчищает всех, кто снаружи сюда проберется. Находит и ликвидирует. И всех, кто отсюда пытается с внешним миром связаться, тоже. Поэтому никто и не знает. А Красная Линия для Ганзы, я думаю, строила ветряки. Там такие ветряки стоят, в Балашихе, чтобы глушилки электричеством снабжать. И ров экскаватором вырыт, котлован большой, весь трупами завален, и собаки жрут их, пятиногие. Строители и иногородние вместе. А Ганза красным за это патроны. Или не за это, а так просто, в поддержку. Двадцать тысяч патронов, представь-ка себе! А красные этими же патронами грибные бунты расстреливают. Прямо по толпе. Люди идут на пулеметы, просят грибов, а их косят, косят, косят… Ничего не хотят знать. Говоришь им: вы можете все уйти отсюда, из метро! Там жизнь есть, наверху! Уходите! А они на Ганзу прут, и под пули… Поэтому и важно, чтобы ты записал все это себе. В тетрадь. Да, и еще. Они-то врут всем, что нас нужно тут прятать, потому что кругом враги, что война продолжается, но это вранье все, я уверен, что вранье. А зачем – я, если выйдет, узнаю. Но пока так пиши. Хорошо? Пиши, чтобы люди знали. Это важно. Гомер отнял ухо, посмотрел на Артема аккуратно; так, как будто ему нужно было растяжку на ощупь разминировать. И еще – сочувственно, но сочувствие старался спрятать, потому что понимал: леска невидима, сочувствием за нее зацепиться можно. – Ты как? – спросил он. – Ты скверно выглядишь, по правде. – Мне-то хана, – сказал Артем. – Может, неделя осталась. Ты пиши поэтому, дедуль. Записывай. – Что записывать? – Все. Все, что я тебе рассказал сейчас. Гомер кивнул. – Ладно. – Тебе все понятно? Рассказать еще раз? – Артем привстал на здоровой ноге, выглянул в проход. – Мне не все. – Что не ясно? Гомер мялся. – Ну это… Все… Немного странно… Звучит. По правде. Артем отодвинулся. Осмотрел старика с расстояния. – Ты думаешь… Не веришь? Тоже думаешь, я ебнулся? – Я этого не говорил… – Слушай. Я понимаю, это все дико звучит. Но это правда, понимаешь? Наоборот, все, что ты знаешь про метро – что наверху жизни нет, что нам деваться некуда, что красные против Ганзы, что Ганза эта – добряки, что все вообще… Да вообще все – вот это именно – ложь! Мы просто в ней столько жили… – Один город, еще может… Два там… – Гомер нахмурился, сделал над собой усилие, чтобы поверить Артему. – Но весь мир? И глушилки. И Ганза. – Неважно. Ты пока запомни просто. А потом запишешь. Запишешь к себе? Меня не станет скоро, дед. Я не хочу, чтобы это пропало все. Вот тебе задача, слышишь? Я такое узнал. И если ты – ты! – не занесешь все это в тетрадочку свою… Никто никогда так и не узнает. Я сегодня попытаюсь… Неважно. У меня может и не выйти ничего. Но ты – понимаешь? – ты! – можешь что-то изменить. Сделаешь? Запишешь?! Старик пожевал. Погладил курицу. Та сидела сонная. – Даже если это и правда все… Кто же такое напечатает-то? – Какая разница, кто? – Ну как… А люди-то как узнают? – Дед! Что, печататься обязательно? Гомер – тот Гомер, который настоящий – он ведь вообще ничего не писал. Он слепой был! Он говорил просто. Пел там… И люди слушали его. – Тот Гомер – да, – согласился старик. – Который настоящий, – с унылой усмешкой повторил он. – Ладно. Запишу, конечно. А тебе к врачу надо. Что это за разговор – неделя осталась! И пойдем… Отведешь меня к ней? – Спасибо, дед. Я потом тебе еще… Поподробней. Когда узнаю. Надиктую прямо. Если получится. Гомер помолчал, пока шли. Что-то у него на языке еще нарывало, и он все сосал свой язык, стискивал зубы, чтобы не отпускать это. Потом пробубнил: – И знаешь еще, что? Пришлось еще пару статеек для их газетки тиснуть. Заставили. Ну там, знаешь… Про прорыв на Шиллеровской… – Но ведь это заставили, – сказал ему Артем. – Заставили. |