Онлайн книга «А собаку я возьму себе»
|
– Уверен в этом. – Вчера мне так не показалось; возможно, она изменила свое отношение к вам. – Я знаю, что говорю. – Хорошо. – И еще одно. Чтобы то, что я буду говорить, не было потом использовано против меня. Поверьте, ведь я только постараюсь добиться, чтобы она сказала правду. – Посмотрим. – А как с этим младшим инспектором? – Не волнуйтесь, его не будет. Сообщив новость Гарсону, я ожидала бурной реакции, но он ограничился лишь выразительным взглядом, заклеймившим мое предательство. И ты, Брут? – вопрошал он. Да, и я, потому что речь шла об убийстве и мне некогда было размышлять о том, что я затрагиваю чьи-то чувства. Гарсон неохотно подчинился и ушел к себе в кабинет, где, предполагаю, пережил один из самых горьких моментов в своей жизни. Я же приготовилась к новой очной ставке, стараясь не поддаваться никаким предчувствиям. Меня удивило собственное спокойствие. Я намеревалась вести себя как три китайские обезьяны: смотреть, слушать и молчать. Пилар вошла в кабинет раньше своего мужа. Что-то ужасное добавилось к ее обычному облику: одна-единственная ночь за решеткой способна пагубно повлиять на личность обычного арестанта. У нее был бледный, осунувшийся, но прежде всего отрешенный вид – как у человека, утратившего свое достоинство. Когда привели Рибаса, она взглянула на него как на незнакомого, а на меня вообще не обратила никакого внимания. Мы уселись и больше минуты, показавшейся мне тоскливой и бесконечной, хранили молчание. Наконец Рибас заговорил. – Ты устала? – обратился он к жене. Она нахмурила брови и выпрямилась, состроив при этом болезненную гримасу. – Я хочу домой, – объявила она. – Не волнуйся, скоро пойдешь. В голосе Рибаса слышалась необыкновенная теплота. Он подошел к ней и взял ее за руку. Она не сопротивлялась. Не возражала она, и когда он гладил ее по плечу. – Скоро ты будешь дома, очень скоро. Он полностью контролировал ситуацию. Она выглядела расслабленной. Говорить она начала, не глядя на него. Я же перестала существовать для обоих. – Почему ты решил уйти к этой женщине? – Ты же видела, что я не ушел. Я вернулся, чтобы лечь к тебе под бочок, как обычно. – Потому что она тебя прогнала! – Я спал на нашей кровати и никуда не собирался уходить, ты это прекрасно знаешь. – Ты сделал мне много плохого, Аугусто. Не станешь же ты это отрицать? – Ты мне тоже, дорогая, – сама видишь, где мы с тобой находимся, а все из-за того, что ты выдала меня полиции. – Я хотела наказать тебя, чтобы все кончилось. Чтобы кончилось все, связанное с этой женщиной. Она тихо заплакала. Он успокаивал ее, пощелкивая языком, словно она была младенцем. Оба переговаривались шепотом. Меня глубоко тронула эта картина, уязвленность и беззащитность женщины. – Ну, теперь ты скоро отправишься домой. – А ты? – Я не могу, Пилар, ты же меня выдала, помнишь? Я отправлюсь в тюрьму. В том числе и из-за тебя. Я скажу им, что это я убил Валентину. Возьму на себя грехи обоих. А ты отправляйся домой и жди меня – когда-нибудь я вернусь. Наступил решающий момент. Я подняла глаза на женщину, чего до сих пор из деликатности избегала. И увидела, что дело может кончиться потоками слез, болезненными признаниями или безумием. – Нет, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты отвечал за все, я убила ее и тоже пойду в тюрьму вместе с тобой. Я убила ее и не раскаиваюсь. Больше она никогда не будет существовать. – Для меня она уже не существовала, для меня всегда существовала только ты. Она плакала. Рибас взглянул на меня. Я заговорила, удивляясь звучанию собственного голоса на фоне их голосов: – Это вы убили ее, Пилар? Она несколько раз утвердительно кивнула. – И приходили ко мне домой за тетрадкой? Она снова кивнула. – Я хотела заставить ее исчезнуть и чтобы исчезло все, что стояло между мужем и мною. Я надеялась найти эту тетрадку, которой он так страшился, положить ее перед ним и сказать: «Видишь? Ничего больше не осталось – ни тетрадки, ни женщины… Теперь мы с тобой можем начать новую жизнь». – Но вы же его выдали! Как вы могли одновременно делать и то, и другое? – Не знаю, у меня в голове что-то помутилось! – Вы можете описать мой дом? Она вытерла слезы ладонью. Стоявший рядом Рибас погладил ее. Она попыталась сосредоточиться. Потом заговорила невинным детским голоском: – Да, примерно помню. Ваш дом расположен в Побле-Ноу. В прихожей висит картина, длинная такая. Еще есть маленький внутренний дворик. В гостиной стоит светлая софа, много книг на полках, а в ящиках хранятся скатерти, все зеленого цвета. Одной этой детали было достаточно: я купила эти скатерти на распродаже, причем по глупости взяла все одинаковые. Между тем Пилар с поразительной точностью уже описывала спальню. По-видимому, в моей квартире ею двигало не только желание отыскать тетрадку, но и любопытство. – А собака? – спросила я. Впервые за все это время она посмотрела на меня. Я заметила страх в ее глазах, даже ужас. Когда она рассказывала, подбородок у нее дрожал. – Вначале он молчал, даже хвостом вилял, но потом вдруг начал лаять. Все лаял и лаял, с каждым разом все громче… Я испугалась, что кто-нибудь его услышит. И ударила его по голове доской, на которой режут мясо, нашла ее на кухне. Это было ужасно, ужасно, я… кровь полилась рекой… я не хотела… Она истерически зарыдала, стала икать, у нее начались нервные судороги и спазмы. – Но это не должно было вас так потрясти, Пилар, в конце концов, вы перед этим убили Валентину. Она подняла опухшее от слез лицо: – Мне не пришлось к ней даже прикоснуться, все сделал Помпей, мне не нужно было пачкать руки, это было… Она не закончила фразу. Ее продолжила я: – Как игра, правда? Как одна из тренировок в питомнике у вашего мужа. Собака набрасывается на манекен. Только на сей раз это был живой человек. Ведь все так и происходило, верно? Вы почти не сознавали, что убиваете. Она на время перестала икать, и в ее глазах блеснуло что-то разумное. – Да, так оно и было. – Это очень понятно, Пилар, но только не обманывайте себя: вы убили ее по собственной воле. Она открыла вам дверь, потому что, вероятно, вы сказали, что хотите с ней поговорить, вы натравили на нее свою собаку и убили ее. Убили зверски, при отягчающих обстоятельствах. Потом стерли следы и перетащили тело в садик. Во всем этом виден расчет и умысел. Это убийство, а никакая не игра. |