Книга Величайший рыцарь, страница 68 – Элизабет Чедвик

У Вильгельма все сжалось внутри.

– Сир, вам не следует этого делать, – хрипло сказал он.

– Я сам решу, что мне следует, а что не следует делать. Кто-нибудь осмеливается оспаривать решения моего брата Ричарда? Разве я в чем-то ему уступаю? – Генрих повернулся к Вильгельму, глаза молодого короля горели гневом. – Как вы думаете, Ричард со своими наемниками стал бы колебаться хоть секунду перед тем, как взять то, что им нужно? Боже, да он грабит Аквитанию, как мясник, разделывающий тушу, и это продолжается последние десять лет!

– Но вы не Ричард, сир! Бароны Аквитании ненавидят и боятся его, но к вам они относятся по-другому. Если вы станете грабить людей и церкви, то они быстро научатся бояться и ненавидеть вас. Я все равно говорю, что этого не следует делать.

– Я вас слышал. А теперь отдайте приказ людям или уходите с поста маршала, – холодно заявил Генрих.

Вильгельм боролся со своей совестью. Он хотел отказаться и уехать, но, если он останется, ему, может, все-таки удастся отговорить молодого короля. Кроме того, он дал обещание отцу молодого человека, что в случае необходимости пойдет вслед за ним в огонь.

– Как пожелаете, сир, – сказал он, поклонился и вышел из комнаты.

* * *

В день появления молодого короля Генриха в Рокамадуре солнце ярко светило на голубом небе. В тот день он ограбил церковь святого Амадура и забрал оттуда все реликвии и ценности, включая Дюрандаль, меч героя Роланда [15] , который пожертвовал жизнью в борьбе с сарацинами в Ронсенвальском ущелье.

– Это для крестового похода, – заявил Генрих, когда монахи попытались его остановить.

Они поспешно спрятали самые ценные вещи, включая меч, но тайник был обнаружен и разграблен.

Вильгельм наблюдал за происходящим, не принимая участия, но все равно ему было стыдно и страшно. Позволяя наемпикам Генриха осквернять святыню, он потворствовал воровству у Бога и знал, что наказание будет суровым.

– Господи Иисусе, прости меня, – бормотал он.

У него возникло ощущение, будто каменные стены сжимаются и сдавливают его. Нежная улыбка Мадонны казалась кривой. Эта статуя, вырезанная с любовью и радостью из грубо отесанного камня давно забытым мастером, укоряла его, когда подношения забирали из ее ниши. Взяли даже мелкие монетки и дешевые железные кольца, оставленные самыми бедными паломниками. Это было так же мерзко и непристойно, как изнасилование.

Генрих широкими шагами прошелся по церкви. Движения его были энергичными и уверенными. Он явно наслаждался происходящим, сжимая меч Роланда в правой руке.

– Вам придется заплатить за ваши грехи, и они приведут вас в ад! – пригрозил аббат, рукава которого трепетали на ветру, словно крылья птицы, не способной летать. – Господь проклянет вас за это!

Генрих погрозил монаху пальцем и хмыкнул.

– Вы можете себе позволить щедро поделиться с бедными крестоносцами, – он коснулся кроваво-красного креста на плече своего плаща. – Я дал священную клятву посетить Гроб Господень в Иерусалиме. Вы же не станете отказывать мне в пожертвовании?

– Вы совершаете богохульство!

Генрих терпеливо улыбнулся священнику.

– Я не стану обращать внимания на то, что вы сказали, – он опустил руку на дрожащее плечо монаха. – Я даю вам королевскую клятву: ваше богатство вернется к вам. Я сказала бы, что в пятикратном размере, но это попахивает ростовщичеством, а мы знаем, что церковь против ростовщичества, не так ли?

Они покинули Рокамадур с полными седельными вьюками. В них лежали сокровища из опустошенного святилища, включая несколько фунтов воска для алтарных свечей и свиную тушу, которая предназначалась на обед монахам. Генрих пребывал в приподнятом настроении, громко смеялся, глядя в высокое весеннее небо, а конь под ним пританцовывал.

– Что вы такой мрачный, Маршал? Не грустите! – крикнул он и наклонился к Вильгельму, чтобы похлопать его по плечу. – Я сказал, что потом расплачусь, и я это сделаю. Боже, вы видели их лица?

Вильгельм ничего не сказал, он боролся с омерзением. Разграбление алтаря и запугивание нескольких озадаченных монахов было не большой победой, а первым шагом к краху. Рыцарь давал клятву защищать церковь, а они сделали как раз противоположное. Он чувствовал себя замаранным и оскверненным. А когда о совершенном ими узнают люди, то популярность Генриха исчезнет быстрее, чем краска со щеки шлюхи.

В Мартеле Генрих заплатил часть денег наемникам. Но не все. Если бы он расплатился полностью, не осталось бы ничего ему самому. Когда люди стали ворчать, он заявил им то же, что и монахам – в конце концов он с ними расплатится. Если они хотят пополнить кошель, то всегда могут совершить набег на земли Ричарда или разграбить один из обозов его отца.

– Это не поможет вам снискать расположение отца, – с мрачным видом заметил Вильгельм.

– Ха, он уже считает меня изменником, – ответил Генрих, наливая вина в кубок.

Он выпил, налил еще и снова выпил, потом поднял голову. Открылась дверь, и в комнату вошел Вигайн со свитком пергамента в руке. Бледное лицо маленького писаря приобрело сероватый оттенок, и он, вопреки обыкновению, не улыбался.

– Не говори мне, что свинья, которую мы отправили в кухню, сбежала, – рассмеялся Генрих, произнося Слова слишком громко, потом посмотрел на свиток. – А это что?

Вигайн вручил пергамент Генриху.

– От архиепископа Кентерберийского прибыл посыльный, но решил не задерживаться, сир. Я… мы… Он сказал, что нас отлучили от церкви.

В комнате воцарилась тишина. Вильгельм был в ужасе. Генрих выругался, поставил на стол кубок с вином, проверил печать и разрезал ее ножом. Развернув пергамент, он быстро просмотрел написанное, затем нервно засмеялся и коснулся уголком послания пламени свечи.

– Успокойся, Вигайн. Иди и молись. Прочитай сегодня вечером все молитвы, которые знаешь. Ты все еще в лоне церкви. Добрый архиепископ и остальные вороны из Кана только обещают отлучить тех, кто помешает заключению мира между мной и отцом. Они никого не назвали. Это пустая угроза.

Генрих держал пергамент, пока тот превращался в дым, а когда языки пламени приблизились к его пальцам, бросил последний кусочек на пол и затушил огонь сапогом. Потом он посмотрел на Вильгельма.

– Это уловка моего отца. Он пытается разделить меня с теми, кто меня поддерживает. Он использует все, что только сможет придумать, чтобы призвать меня к ноге, но это не сработает. Я не могу представить, чтобы граф Бургундский в страхе сбежал, а вы?

– Возможно, это знак того, что церкви не нравятся ваши поступки, – серьезно сказал Вильгельм. – Они еще не знают про Рокамадур, но уже знают, что случилось в церкви святого Маррцала.