Онлайн книга «Сто бед»
|
– Что «где»? – Конверт с деньгами. Ты не покопался? – Но, Азра! Мне было бы стыдно, это нечестно! – Ты прав, – вздохнула Азра, внимательно глядя на меня. – До сих пор я жила в неведении, пусть так и будет. «Она сама не верит ни одному своему слову», – подумал я, но обнял мать изо всех сил, и это разрядило атмосферу. Азра неторопливо съела приготовленный соседкой Надой суп. – Ну ладно, мне пора, надо позаниматься математикой. – Учись хорошо, сынок. Чтобы ни от кого не зависеть. – А ты от кого зависишь? – Без его зарплаты нам с тобой не прожить. Несмотря на боль, причиненную мне материнскими словами, я обнял ее. Когда я выходил из больницы, Азра стояла у окна и махала мне. Я помахал в ответ, и она улыбнулась. Оказавшись по другую сторону здания, я проскользнул в парк и украдкой пробрался к центральному корпусу, где лежал отец. Это был мой первый визит к Брацо… – Нет, ты только посмотри, малыш! – проворчал доктор Липа, показав мне блок «Мальборо» и бутылку виски, когда Брацо отправился провожать мужчин и женщин, своих коллег по Исполнительному вечу Социалистической Республики Боснии и Герцеговины. – И вот такие придурки управляют государством! Кое-кто только что едва не помер от второго инфаркта, а эти чертовы болваны приносят ему в больницу сигареты и виски! На, забирай домой! Мой отец Брацо Калем стоял возле кровати. Он ждал меня. Инфаркт как будто омолодил его. Мне тут же пришло в голову: «Сорняк не извести!» Надеяться было не на что. – Азра вернулась из Венгрии? – Она звонила и сказала, что останется там до конца недели. Про тебя спрашивала. – Ты ей ничего не сказал? – Конечно нет! Сказал, что, возвращаясь с работы, ты ложишься вздремнуть, а потом идешь сделать «буль-буль»! Я плохо поступил? – Плохо… Да нет. Просто не стоит волновать ее по пустякам… Кстати, Азра права: после похорон лучше, чтобы под ногами скрипели сосновые иголки. Представляешь, если я умру, вам придется ехать в Баре и шлепать по грязи. – Во время болезни никогда нельзя упоминать о смерти! – Ты еще будешь мне говорить! Отец привлек меня к себе. Он натужно дышал. Когда он обнял меня, я заметил, как на подушку капнула слеза. На самом деле отец не хотел, чтобы я видел его лицо. – Не надо плакать, – сказал я, утирая ему слезы уголком простыни. – Скажешь Азре, что мы покупаем квартиру в Герцог-Нови у ее чокнутой тетки Бакуф. Так что теперь сосновые иголки будут скрипеть у нас под ногами до конца жизни! – Мама будет счастлива! Я изо всех сил обнял отца, чтобы он почувствовал, какой я стал большой. – Приходил курьер из Исполнительного веча с твоим жалованьем. Он спросил меня, что я собираюсь делать со всеми этими деньгами. «Спросите мою маму, когда она вернется, – вот что я ему ответил. – А я про это ничего не знаю». – Какое отношение твоя мать имеет к моему жалованью? – Откуда я знаю! – Ее это совершенно не касается! Кстати, где мое жалованье? Он обнял меня, и его ладонь коснулась купюр, спрятанных под рубашкой на моем теле. – Ну… там, где оно должно быть. – Где это? – В вече. Курьер унес его. – Ты меня приятно удивляешь. Ты уже не маленький, а вполне зрелый для своего возраста. Браво! Инфаркт не смог одолеть моего отца. Теперь это было очевидно. – …Понимаешь, я даю Азре столько, сколько надо, чтобы прокормить семью и оплатить жилье. Остальное – на черный день. – А что это значит? – Да хранит нас Бог от тяжелых времен, но ты даже не представляешь, как бедны были наши родители… Что он там себе придумал про какой-то черный день, мне было плевать. Но больницы на сегодня хватит. Я обнял отца, и он проводил меня до двери. Нет ничего проще, чем бегом спуститься по больничной лестнице. Но даже там я опять вспомнил о женских коленках, которые открывались больше или меньше, в зависимости от ширины шага, когда их обладательницы поднимались по ступенькам, разумеется! Из парка можно было разглядеть, как Брацо, стоя возле окна, на прощание машет мне рукой. Я ответил ему тем же, стараясь понять, как отсюда убраться. В глубине парка я слегка сбился с пути и опять оказался возле корпуса Азры! Через стеклянную дверь я заметил, что она спит. Какое облегчение! Нет необходимости снова вступать в разговор. На улице Джьюра Джьяковича зажигались неоновые фонари, темнело, мне не было страшно. Я уже привык ощущать прикосновение денег к своему телу, в носках, вокруг пояса, под брюками. Возвращаясь из больницы, я пересек границу между городом и пригородом. С одной стороны с высоких металлических столбов лился мощный свет, с другой – лестница едва освещалась старинными фонарями, изуродованными молодыми пьянчужками. Возле заброшенного кирпичного завода, на границе улиц Кошевско Брдо и Черни Врх [15] , мне повстречались парень и девушка: он был огромный, в просторном плаще цвета морской волны, она – крошечная. Они целовались – ничего удивительного. Однако я заметил, что во время поцелуя девушка не спускала с меня глаз. Вдруг она закричала и отвесила парню три звонкие пощечины, а он набросился на нее с кулаками. Он повалил ее в пыль, она покатилась, взывая о помощи. Забыв о спрятанных на моем теле отцовских деньгах, я схватил парня за руку: – Как ты можешь, она почти карлица! – Что ты сказал? – Что ты, при твоем росте, убьешь ее! – Да кто ты такой, чтобы мне это говорить? – Никто. Так нечестно, вот что я говорю! Девчушка одним прыжком встала на ноги и стряхнула пыль с пальто. А что, симпатичная, такой тоненький стебелек в обтягивающих брючках, светловолосая цыганка. Будет о чем вспоминать во время моих купаний в горячей ванне! Она приблизилась на полметра и взяла меня за подбородок. – Тебе чего надо? – спросила она. – Чего мне надо? Да ничего… Я просто попросил его не бить тебя! – Нет, кто ты такой, чтобы совать нос в наши дела?! – Никто, – начал я, но в этот момент парень двинул мне кулаком в нос с такой силой, что у меня искры из глаз посыпались. Падая, я успел разглядеть лицо парня и ухватиться за полу его плаща. Удар ногой парализовал мне руку, в кулаке осталась оторванная от его одежды пуговица. Не знаю, сколько времени я находился в отключке, но холод и боль в голове привели меня в чувство. Я огляделся. Никого… Меня посадили спиной к дереву и… раздели догола. Оставили в чем мать родила. Я разжал кулак и обнаружил пуговицу. Что делать голому, жалкому, с пуговицей от плаща в руке? Меня бил озноб. Что считать его причиной: мою ярость и разбитый нос или то, что я был совершенно наг? Дрожа как осиновый лист, я бросился бежать к заброшенному кирпичному заводу. Я вдруг вспомнил, что рядом, если идти по улице Черни Врх, живет мой одноклассник Селим Сейдик. В его семье было десять детей, если не больше. По правде говоря, их количество варьировалось, иногда доходя даже до четырнадцати. Наверняка у них найдутся какие-нибудь старые шмотки, чтобы я мог в приличном виде вернуться домой. |