Онлайн книга «Сто бед»
|
– Когда созреют чувства, неосознанные стремления, сексуальность… – Необходимо обрести уверенность. Как этого достичь? – Да, как? Когда я буду уверен? – Когда научишься ходить, когда у тебя будут башмаки с подковами. – Как у лошади? – Не говори глупостей! Ты идешь по тротуару, и вся улица звенит от твоих шагов! Только по звуку в тебе признают уверенность в себе! – Неужели? Ее что, слышно? – Следует ходить размеренным шагом, прислушиваться к нему. Понимаешь? – Нет. – Следить за своей походкой. Двигаться, слегка, едва заметно приподняв правое плечо, чтобы никто не обратил на это внимания. – Мне тоже придется носить небольшие каблуки, как у тебя? – Ты прекрасно знаешь, что я ношу их из-за проблем с позвоночником, а вовсе не из-за роста! И вдруг мне вспомнились все его рассказы об отважных женщинах. Вне всякого сомнения, между каблуками на мужской обуви и повествованиями о героинях истории существует связь. Почему отец плакал, рассказывая о них? – Бедра неподвижны; на тебя смотрят – особенно женщины. Им нравится звук щелкающих подошв. – Как у Фреда Астера? – В танце они расслабляются. Не потанцуешь – не поцелуешь! Пробудился я только летом. Позади, точно чемодан, забытый на багажной полке следующего в неизвестном направлении поезда, остался четвертый класс лицея. Только история с Момо Капором все еще была жива. Жарким июльским утром я открыл глаза и посмотрел на будильник. Половина девятого. Из кухни доносилась болтовня соседок: – Что интересного пишет в «Базаре» Момо Капор? – Что в Белграде у всех академиков есть любовницы. – У всех? – Он немного преувеличивает, но я понимаю, что он хочет сказать. – Он считает, что скрывать это плохо. – Если об этом трубят на всех перекрестках, уже нельзя говорить о любовницах, особенно если любовники – ученые. – Ученые? А какая связь? – Вы вообще ничего не поняли. Момо ополчился не против любовниц, а против лицемеров. Против академиков, которые не осмеливаются развестись! – А ведь Момо член академии? Пока я слушал историю про Капора, меня осенило. Идея казалась мне шикарной, но опасной. Я решил пойти в магазин другой дорогой, а не как обычно. Я перелез через перила балкона на втором этаже и аккуратно спустился с карниза на землю. Я не испытывал никакого желания проходить мимо женщин, чьих имен история не сохранила. Ноги сами принесли меня к магазину: Цоро и Црни дулись в карты. Мне надо было просто убедиться, что им нечего делать. Одного взгляда хватило. Они точно согласятся. И обсуждать не стоит. – Как дела, Момо Капор? – Лучше не бывает! У меня есть план… крутой! – Знаешь, сколько дают за присвоение чужого имени? – Нет. Но сейчас дело не в этом. Чтобы реализовать свой крутой план, мне требовалось разрешение Азры на поездку к Ябланицкому озеру. – В эти выходные мы не учимся. – Ты уверен, что «он» позволил бы тебе поехать? – А он где? В Белграде или в Загребе? – В Белграде. Я выдержал паузу, как будто собирался затронуть тему Белграда и Загреба. – Мы хотим порыбачить, а не ограбить банк! – продолжал я. – Как только доберетесь, сразу позвони мне с почты! Чтобы я за тебя не беспокоилась! – сказала Азра, сжав меня в объятиях. В доме Цоро находилась лавчонка, скупающая краденое барахло из Германии. Там мы обнаружили костюмы, необходимые нам для продолжения истории Момо Капора. – И куда же вы собрались в таком виде? – спросила мать Цоро. – В поездку! На Горице слово «поездка» имело не совсем тот же смысл, что во всем остальном мире. Так не называли ни обыкновенное путешествие из любознательности, ни визит к родственнику, ни желание отдохнуть. На Горице совершить поездку означало… совершить налет! И если дело не кончалось тюрьмой, участники такой «поездки» возвращались с добычей. – Ну ладно, эта парочка. Такие поездки – их удел. Но ты-то, Алекса, не станешь же ты ввязываться в грабеж? – А кто сказал, что мы собираемся грабить? – Я. Я знаю, что говорю. А я об этом и говорю. – Мам! Прекрати нести чепуху! Я не мог отвести глаз от своего отражения в зеркале; ноги сами пустились в пляс, словно подражая Фреду Астеру. – Неплохо слышать звук собственных шагов, – заметил я. – Для налетчиков лучше бы его не слышать! – А вот мой предок говорит, что надо наслаждаться каждым сделанным шагом! По дороге к вокзалу Нормална у меня само по себе приподнялось правое плечо. Цоро этого не оценил: – Ты чего хорохоришься? – Я? Хорохорюсь? – Ну-ка, опусти плечо! Согласиться оказалось непросто, хотя самый сильный… он и есть самый сильный! Но стоило Цоро отвернуться в сторону луга и цирка Адрия, плечо вернулось на свое место. Мне казалось, будто все девушки Сараева, которые строили глазки, воображали себе мой силуэт, отражающийся в окнах района Марин-Двор. На тротуаре перед отелем «Загреб» звук моих шагов ударил в колокол на церкви, – казалось, ветер разносит звон моих подков до самой вершины горы Требевич, а оттуда, превратившись в музыку, он попадает прямо в девичьи уши во всех концах Сараева. Правду сказал отец: когда слушаешь свои шаги, меняется ощущение, приходит осознание собственной значимости! И даже в противном случае все вокруг шло в дело: Цоро, Црни и я шагали в ногу, как пилоты из фильма «Партизанская эскадрилья»! [28] – Мы чего, в кино снимаемся, что ли? – спросил Црни. – Кино свое будешь снимать в тюряге, если нас заметут! – ответил Цоро. На вокзале Нормална нам повстречались какие-то босяки. Женский голос из репродуктора придал торжественности нашей походке: «Отправление поезда Сараево – Меткович – Кардельево через пять минут. Просим путешественников и деловых людей пройти в вагон!» Мы заняли лучшие места в пустом вагоне-ресторане. Цоро и Црни смотрели в окно, а меня проводница застала погруженным в чтение романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Она была высокая, рыжая, с глазами, отливающими фиолетовым, как у Элизабет Тейлор. Мои дружки поправляли наручные часы, поддернув рукава и потряхивая запястьями. На самом деле таким образом они привыкали к своим взятым напрокат костюмам. И пытались походить на шпану постарше: на тех, про кого на Горице говорили: «Да, книжонки-то они почитывают, но это же хулиганье!» |