Онлайн книга «Сто бед»
|
– Тогда мы тоже введем такую норму. Ну-ка, крошка, что скажешь насчет работы в ООН? Амра прошлась перед окном. Ее черная юбка заслонила проникающие снаружи солнечные лучи. Когда захмелевший фриц попытался прикоснуться к ней, она ловко увернулась от его руки и покосилась в мою сторону: – Вас, балканцев, стандартизация не коснулась! Этот фриц выражался как настоящий инженер остроумия. А я не сводил глаз с разреза на форменной юбке. – Эй, – прошептал Цоро, пока Црни уплетал венский шницель с зеленым салатом, – если нас найдут, придется сматывать удочки! – Не дрейфь, я контролирую ситуацию! – Твой контроль, – возразил Цоро, указывая подбородком на Амру, – затуманил тебе мозги… Амра снова присела за наш столик. – Моя любимая книга, – вдруг поведал я ей, – это «Catcher in the Rye» [30] . Читала Сэлинджера? – Чего? – Там рассказывается о взрослении. (Ясно. Не читала она.) И вдруг знакомый голос: – Вы проводница? – Так точно, – приосанилась Амра. – Мы везем в Коньиц двоих воров-карманников, и я хочу разместить их в почтовом вагоне. После трепки, которую они получили, парни обоссались, и я подумал, что не слишком хорошо, чтобы это видели дети! – Здесь нет детей. А что, вид обоссанных воров предназначен для взрослых? – Вовсе нет, крошка! Просто скажи мне, где почтовый вагон. – Там, в конце. – Ух ты! Момчило! А ты что здесь делаешь? Это был усатый. Тот самый, что сцапал нас на улице Черни Врх. – Привет, усатый! Вы больше не на Горице? – Меня повысили! Правда, работы побольше… Зато, спасибо Господу, и деньжат побольше! Црни первому удалось улизнуть неузнанным и незамеченным, потом драпанул в туалет Цоро. – А дядя твой где? – Наверное, еще там, на вокзале… Но он будет в Кардельеве… – Это как? Остался в Сараеве и будет в Кардельеве? Он что же, может находиться одновременно в двух местах? – Нет, – вмешалась Амра, провожая полицейского к кабине машинистов, – он имеет в виду, что дядя приедет на своем «мерседесе» и что они там встретятся… Вернувшись, она схватила меня за руку: – Иди сюда! – Куда ты меня ведешь? – Обожаю местечки, где страшно! А ты? – Я больше привык к классике… – Так можно помереть со скуки! У меня лучше всего получилось, когда помер папаша Шкорича! – В объятиях мужчины женщина может найти защиту от смерти. Мой внезапный философский маневр провалился. Амра еще крепче прижала меня к себе и стиснула мою руку. – Почему ты вырываешься? – спросила она. – У меня никто не умер, – лепетал я дрожащим от возбуждения голосом. – Тебе понравится… Амра притащила меня на площадку между двумя вагонами и специальным ключом перекрыла обе двери. Прижавшись спиной к одной из них, она задрала юбку и взглядом пригвоздила меня к другой. Ее бедра слепили меня, точно молнии, ноги были гораздо длиннее, чем могло показаться. Мерное постукивание колес по рельсам создавало привычный ритм. Пока я предавался поэтическим мечтам, она обхватила меня ногой, провела коленом вверх вдоль моего бедра, просунула свой язык мне в ухо… – Представлю себе, что ты Джеймс Браун… – Чего? – Да ничего! – А покрасивей никого не нашлось? – дрожащим голосом спросил я. – Может, он и урод, зато хорошо играет! Опустив руку, она расстегнула мне ширинку, и я ощутил себя Сони Уинстоном, которого Мохаммед Али прямым ударом в лицо отправил в нокаут, только без боли. Описав дугу, мое детство упорхнуло куда-то в окрестности Коньица. «Пробил мой час», – подумал я. Голос Цоро положил конец учениям. Он свесил голову с крыши: – Усатый засек нас! Надо валить! – Усатый… Какой еще усатый? – Фараон, идиот! Тот, что сцапал нас на Горице! Вылезай на подножку, на повороте поезд замедлит ход, тогда прыгай! «Сколько дают за лжесвидетельство?» – размышлял я, пока бежал к последнему вагону. Прав был отец: чтобы повзрослеть, надо танцевать! Прыгать с подножки последнего вагона – дело нешуточное. Но идти через лес все же было гораздо надежней, а слышать, как скрипит под ногами песок, – спокойней, чем в последний раз, когда мы удирали после кражи кур. Песок у меня на губах перемешался с помадой Амры. То, что не пришлось разговаривать с ней – после того, – оказалось весьма кстати. Что бы я мог ей сказать? Рычать, как медведь? Развлекать ее рассказами о женской отваге? Упомянуть Жанну д’Арк? Выжать из себя слезу при упоминании имени матери Момо Капора? Подробно остановиться на достижениях женщин в мировой истории? А в реальности нарушить запреты? Как раз все это, вместе взятое, и заставляло плакать моего отца! После пробежки по лесу оплаченный немецким инженером венский шницель запросился наружу. Первым блеванул Црни. Цоро вырвало возле бука. – Черт! Вот уж не пошло так не пошло! Набить себе брюхо, ничего не заплатить за жратву, это ладно. Но зачем же потом все выблевывать?! – Ну а что Амра? Классная телка? – Откуда мне знать, мы говорили о литературе! – Ладно тебе, писатель! Ты меня за усатого держишь, что ли? Мысли мои змеились вслед поезду, уносившему маленького мальчика, каким я был совсем недавно. Мы вышли на лесную дорогу, хохоча как безумные. Этот усатый здорово насмешил нас. – Как он там сказал? Что видеть обоссанных воров не слишком хорошооо? – По правде сказать, мужики, – вступил в разговор Црни, – я не ржал так с похорон моей тееетки! Вдалеке на дороге показался грузовик. Цоро тотчас догадался, что он частный: без красных номерных знаков. Он махнул рукой, автомобиль остановился. – Ты из Сараева, земляк? – Да, – опустив стекло своей «татры», ответил шофер с квадратной башкой, – фараоны поставили заграждение: ищут трех парней с поезда на Кардельево. – Ты в какую сторону? – На Ябланицу. Давайте, один со мной, а двое в кузов под брезент. – Мы все трое в кузов. В знак согласия шофер кивнул. – По правде, какой я тебе земляк. Я не деревенщина! – добавил он. |