Книга Юджин - повелитель времени. Книга 5. Любовные чары, страница 63 – Гай Юлий Орловский

Она спросила требовательно:

— И что собираешься с нею делать?

Я подумал, ответил в затруднении:

— Если честно, то еще не знаю. Появилась возмож­ность взять, это же дорогая штука, взял. Сперва взял, как все мы делаем, и потом буду думать зачем... Разве не так всегда? Мы же двигаем прогресс только потому, что он делает нас сильнее, а нужна нам сила или нет, никто себя не спрашивает.

Она наморщила нос.

— Как все мужчины!.. Ничего, к власти везде прихо­дят женщины, мы этот ваш чертов прогресс остановим. Для безопасности. И вообще выживания.

— Не успеете, — сказал я почти с сочувствием.

— Почему?

— Он набрал такой разгон, — сообщил я ей потряса­ющую новость, — что даже по инерции нас внесет в сингулярность, где уже не будет ни мужчин, ни жен­щин. Вот тогда прогресс и остановится... в том виде, в каком его понимаем мы, самцы.

Она смотрела исподлобья и почти враждебно.

— Судя по твоей морде, что-то начнется другое?

Я кивнул.

— Да. Но никто пока и предположить не может, что это будет. Потому разрешаю тебе меня чесать, пока у нас тела еще животных, и есть места, что чешутся...

Она поморщилась.

—Свинья. Не стану. Ты меня обидел.

—Обиды тоже уберем, — сказал я великодушно. — Когда начнем программировать свои эмоции. Обещают этого достичь уже через два года. Тогда я у тебя все по-вытираю: капризы, обиды, хитрости, обман, жадность...

Она сказала с возмущением:

—Еще и жадность? Где ты ее у меня увидел?

—Это я на всякий случай, — сообщил я. — Даже гра­фу ту сотру вместе с ползунком.

Она фыркнула.

—Так я и пущу тебя к себе с твоими противными лапами!.. Это я скорее повытираю у тебя все лишнее, я — власть!

—А что у меня лишнее?

—Все! — отрезала она кровожадно. — Сперва все повытираю, понаслаждаюсь, подумаю... а потом, может быть, что-то и верну. Что-то добавлю.

—Например?

—Страстное желание чесать мне спину, — сообщи­ла она. — И, конечно, заставлю отнести эту куклу в по­греб.

—У меня нет погреба, — сообщил я.

—Выроешь, — успокоила она. — Мы — власть, а вы угнетенные, что расплачиваются за сто тысяч лет угнетательства. А ты точно ее отключил?..

—Точно, — сообщил я.

—Тогда я сама ее закрою чем-нибудь, — сказала она нервно. — Не могу, когда смотрят.

—На тебя и Яшка смотрит, — напомнил я. — И на голую. А он, кстати, мальчик. У него из-за тебя пубертатный период может наступить раньше времени, а это вредно для умственного развития. Я хочу, чтобы он был интеллектуалом, а не гопником.

Она наклонилась и поскребла ногтем дремлющего на ее ноге Яшку за ухом.

— Яшке на меня смотреть можно. А ей нельзя!.. Хоть она и неживая. Ты хоть понимаешь, что сделал опасный шаг?

Я помотал головой.

—За футболом как-то и не заметил.

—Мужчины отказываются от женщин, — сообщила она. — Начали отказываться еще раньше, асексуалы всякие, а когда появились вот такие... то и вообще.

—И что? — спросил я. — Женщины стали отказы­ваться от мужчин еще раньше. Когда появились всякие штуки, сперва простые, потом с батарейками...

—Женщинам можно, — отпарировала она. — Мы всегда были угнетаемой расой!.. Домашними неграми. А вам нельзя! Вы все еще отвечаете за весь вид.

—Не вижу проблемы, — отрезал я. — Уже везде уста­навливаются artificial wombы, в прошлом году родились первые триста тысяч младенцев, а в этом ожидается тридцать миллионов!.. Так что ни вы в нас не нуждае­тесь, ни мы в вас!

Она умолкла, вяло подвигалась, устраиваясь поудоб­нее, как обезьянка на дереве, лицо мрачнело на глазах. Я помалкивал, в самом деле сказал что-то недоброе, хотя это правда, но какая-то нехорошая правда, однако прогресс не бывает хорошим или нехорошим, он просто прогресс. Это от меня зависело, когда я питекантропом взял впервые камень в руку: разбить им орех с толстой кожурой или стукнуть соседа по голове.

Правда, как существо, стремящееся стать царем при­роды, я сделал то и другое.

—Мужчины и женщины разойдутся еще больше, — проронила она. — В смысле, дальше друг от друга. Это нехорошо.

—Меньше точек соприкосновения, — сказал я, — меньше конфликтов. Толерантность на марше!.. Каж­дый сам по себе, никто ни к кому не лезет с претен­зиями.

Она спросила нерешительно и как-то потерянно:

—Это... хорошо? Должно быть хорошо, я же пред­ставляю закон и порядок...

—Это нехорошо, — сказал я, — но правильно. Закон и порядок — когда все правильно? Правда, при такой правильности скучно и как-то мерзко даже...

—Вот-вот!

—Но это мелкий камешек, — заверил я, — на пути прогресса. Он... эмоциональный, что ли. Значит, при­нимать его во внимание не стоит.

Она снова покосилась в сторону кладовки, где оста­лась Аня, выключенная и как бы несуществующая, но с открытыми глазами.

—И все-таки это плохо, — сказала она тихо. — По­явление вот этих... развело мужчин и женщин в разные стороны еще больше. Понятно же, что мужчины с их животными и примитивными требованиями предпоч­тут этих вот... Как ты удержался до сих пор, не представ­ляю.

—Денег не было, — ответил я с полной откровенно­стью. — Пока что эти штуки дорогие. А приобрел я во­все не для секса, как ты думаешь, у меня с фантазией пока что в порядке, а чтобы вот такое ходило по дому, щебетало, чирикало, пищало какие-то глупости...

Она наблюдала за мной исподлобья.

— Ну да, понятно. Женщина тоже все это может де­лать, но будет щебетать не то, не тогда... так?

Я кивнул.

— А что? Каждый стремится сделать свою жизнь максимально комфортной. Весь мир всегда старался сделать жизнь как можно более легкой и приятной... а в последние два-три десятка лет это стало возмож­ным!

— Неожиданно, — произнесла она мрачно и, видя мой непонимающий взгляд, пояснила: — Неожиданно стала такой. Легкой!.. А это хорошо?

— А ты как думаешь?

— Вроде бы хорошо, — ответила она после секунд­ной заминки. — Мне нравится... Но мне и лежать на диване нравится! Однако встаю и топаю на службу, по­тому что мир рухнет, если мы все останемся на диванах!

— Ну вот и вставай, — согласился я. — А я полежу. Вволю. И кофе с пирожным мне прямо в постель. Вот такая я свинья, демократ и общечеловек. И ничего со мной не сделаешь, это мое право, заработанное в же­стокой борьбе питекантропов за доминирование.

— Так это питекантропы заработали!

— А я их наследник, — напомнил я с достоинст­вом. — И вообще я еще сам тот еще питекантроп...