Онлайн книга «Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи»
– Я, так сказать, восхищен вашим поступком. Такая гражданка, как вы, честь для нашего города. Мака рассмеялась: – Не стоит преувеличивать. – Я не преувеличиваю. Грудью остановить танк… – А вам понравилась моя грудь? Постников смутился и сам покраснел как девица. Мака взяла Олега за руку и потянула назад: – Можно тебя на пару слов? – На пару слов можно… Дальше двух шагов им отойти не удалось. Толпа создавала живую стену. Мака продолжала сжимать руку Олега и, не мигая, смотрела ему в глаза: – Твой дружок – скромный мальчик. Краснеть не разучился. А тебя ничем не проймешь… Голенев нагнулся к ушку девушки: – Может, тебе и раньше приходилось останавливать танки сиськами? – Мне приходилось снимать мужиков. Какая разница, во что одет кобель? В джинсу или в броню? – Интересный подход к боевой технике. – Рада тебя заинтересовать. – Сейчас не время. Что ты хотела мне сказать? – Вернешься домой, приходи в нашу церковь. Помнишь, где мы с тобой уже один раз виделись. – К чему это? – Во-первых, ты обещал. Во-вторых, помолимся о душе Кащеева, в-третьих, мне нужна помощь… – Я тебе уже помог, освободил от дружка… – А я? – Что ты? – Как мне жить дальше? Я не хочу больше ублажать уголовников… – Собери свои вещички и на все четыре стороны. Страна у нас большая. – Все бросить? Зачем? Я хочу, как ты, помогать людям. Тот же детский дом на деньги фирмы Кащеева можно кормить, поить, да еще и ремонтировать. Я хочу приносить пользу. Голенев никак не ожидал от Маки подобных мыслей. Она его застала врасплох: – Я подумаю. – Не слишком долго. Я одна могу наделать глупостей. Кстати, я с машиной. Могу подбросить. – Черный «мерседес» Кащеева? – Да. – Спасибо. Однажды я на нем уже прокатился… Лучше поездом. – Как знаешь. Поезд приходит в половине третьего. В три жду… – Не поздновато ли для свидания? Ответить ей не дали. Люди тянулись пожать Маке руку, высказать ей свое восхищение, дотронуться до ее плеча. Олег вернулся к Тихону и больше в столице Маку не видел. Всю ночь в Москве гуляли, пели и пили. Толпа хлынула на Лубянку, тогда еще площадь Дзержинского, с яростным желанием покончить с ненавистным КГБ. Но обошлось. Покончили лишь с памятником железному Феликсу. Его стащили при помощи крана с постамента и под ликующие крики увезли прочь. Москва осталась позади. За окном вагона тянулись пригороды, вывернувшие к полотну железки свою неприглядную изнанку. Ряды бетонных коробочек-гаражей заканчивались неизменной свалкой. Кучи ржавого железа, остовы легковушек, изношенная резина, бутылки, банки и всевозможные отбросы вызывали отвращение. Но наших пассажиров пейзаж сейчас не интересовал. Два бывших воспитанника детского дома возвращались в родной город победителями. Одному из них предстояло отстоять на выборах титул мэра, другому – помочь другу построить рай в отдельно взятом провинциальном городке России. Оба верили, что их планам теперь уже никто не помешает. Два студента, что ехали с ними в купе, спали мертвым сном на верхних полках. Они тоже участвовали в защите Белого дома, теперь отсыпались всласть, и разбудить их мог лишь ушат холодной воды. Тихон размечтался вслух: – Демократия сумела себя защитить, и жизнь очень быстро наладится. Цементный завод закончим, выборы проведем. – Смотри не сглазь. – Усмехнулся Голенев. – Знаешь, Олежка, я так счастлив! – Постников полез в карман, достал пачку сигарет и потянул друга в тамбур: – Хоть покурю, пока жены нет рядом. Видишь, какой я трус? – Ты танков, Тиша, не испугался. Не всякий солдат перед танком устоит, а ты у нас человек гражданский. Ты не трус. Ты герой. Постников, хоть и находилась его жена за триста с лишним километров, закурил так же воровато, как если бы она сидела с ними в вагоне. Затянувшись, еще раз огляделся и, виновато улыбнувшись, добавил: – Нет, Олежка, я трус… – Значит, ты очень смелый трус. – Усмехнулся Голенев, и взъерошил другу волосы на макушке. Некоторое время рядом с железной дорогой тянулось шоссе. По нему на бешеной скорости промчал черный «мерседес». Олег узнал лимузин убитого им бандита: – Вон твоя героиня полетела. Часа на два раньше нас дома будет. – Ты сказал, что она подруга Кащеева? – Так и есть. – Странно. А мне она понравилась. Смелая, так сказать, девушка, и за дело наше постояла. Кстати, что-то давно самого Кащеева не видно… – Соскучился? – Да ладно, хватит о них, об уголовниках… – Тихону не хотелось думать о грустном. Образ идущей на танк Маки не вязался с воровским миром: – Я не герой. Вот девушка… Как ее зовут? – Мака ее зовут. – Занятное имя… Она настоящая героиня. Надо подумать, как отметить ее поступок. – Подумай… Но, и ты, Тихон, держался молодцом. – Это потому, что ты был рядом. – Постников затушил сигарету, они вернулись в купе. Оба тут же улеглись на свои полки. – Пожалуй, приеду и брошу курить. Ты же бросил… – Сообщил Постников, натягивая простыню на голову. – Хочешь, примажем, как я со своим приемным сыном Ленькой. Закуришь, обрею наголо. – Предложил Олег. Тихон не ответил, он спал… Задремал и Голенев. Оба не сомкнули глаз несколько суток. Слишком напряженные выдались в Москве дни в конце августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года. Мака вернулась в Глухов не на два часа раньше, как предположил Голенев, а почти на пять. Она спешила не случайно. Новая хозяйка кооператива не доверяла бандитам, которых держал на службе Кащеев. Они могли воспользоваться смутным временем путча и разграбить ее владения. Единственно, что ее успокаивало, так это их уверенность, что Кащеев еще жив. Геннадия шестерки панически боялись, поскольку не понаслышке знали о его жестокости. Но волновалась она напрасно. Все ее службы рьяно праздновали победу демократии. В кафе Какманду шла большая пьянка. Маку встретили громким восторженным матом. Она решила гулянку поддержать и выставила братве ящик водки. Ей принесли бокал коньяка. – Век свободы не видать! Жалко, Кащея нет. – Прослезился Пятак после третьего стакана. Мака взяла его за руку: – Проводи меня домой. Пятак тут же протрезвел, и слезы у него высохли. Они вошли в холл, где Мака сразу разделась: |