Онлайн книга «Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи»
Стеколкин уселся на жесткий топчан и заплакал. Почему-то ему стало жалко не себя, а своих болонок, которых теперь утром никто не выведет. Деньги, сладкая еда, возможность чувствовать себя большим человеком в собственном кабинете, свысока поглядывая на просителей – все это осталось на воле и здесь теряло всякий смысл. Даже если он сумеет через год, два, откупившись, выбраться на свободу, эти два года из приятной достойной жизни придется вычеркнуть. Это там, у себя в кабинете, сидя в удобном кресле, можно почитывать в газетках уголовную хронику и удивляться, как матерому преступнику дали всего три года. Тут, за решеткой, голова работает совсем по-другому. Три года для заключенного целая вечность. Нужно не только дождаться свободы, но и суметь выжить в нечеловеческих условиях. В камере и минута тянется в десять раз дольше. Часы Стеколкину оставили, и он иногда машинально поглядывал на стрелки. Через час железная дверь отворилась, и в камеру вошел Курдюк. – Чего разревелся, как баба? – С порога пристыдил он друга. – Как ты допустил, Ваня? – Слезливо вопрошал заключенный. – А что я мог сделать? Паперный признался, есть его письменные показания. – Какой мерзавец, – злобно изрек Стеколкин и шмыгнул носом. – Его Постный прижал. Ты бы тоже при таком раскладе сдал родного брата, – усмехнулся полковник: – Где документы на участки? Надо с девчонкой рассчитываться. – В кабинете, под томиками Ленина в шкафу. Хорошо, что успел оформить…. – Добро, возьму. Хочу сегодня с ней встретиться. – Курдюк вынул из кармана завернутый в бумагу кусок сырокопченой колбасы, ломоть хлеба и бутылку пива: – Закуси с горя. Завтра тебе передадут нормальной еды. Да и камеру сменят. Я распорядился, чтобы для тебя в кастелянской прибрали и телек поставили. Больше пока ничего сделать не могу. – Ты к этой сучке поедешь, попроси ее с афганцем поговорить. – О чем, Слава? – Как о чем? Если они снюхались, пусть просит своего дружка. Коленев может повлиять на Постного, и меня выпустят. Курдюк почесал затылок: – Что-то в этом есть. Да, кстати, я пальчик нашему медику на экспертизу снес. Попросил как бы неофициально. – Ну и что? – Он в заморозке у нее лежал? Понимаешь? – Пока нет… – Это значит, Кащея они давно ухлопали. И письмо фальшак. Мне из Москвы позвонили. Это не рука Гены. А чья рука, я теперь знаю. Представляешь, афганцу наш художник Василек письмо Кащеева нарисовал. Стеколкина сообщение не заинтересовало: – Ну что из этого? – Ты здесь совсем отупел. Если письмо состряпал Коленев, ясное дело, он играет с девчонкой вместе. – Поосторожнее бы надо с ней. – Теперь уж чего осторожничать… – Усмехнулся Курдюк: – Мы теперь в одной упряжке. – Так-то оно так… Я только роли афганца никак не пойму. – Хули тут понимать? Он вдовец с денежками, она тоже не пустая. Вот и спелись. – Думаешь, он и про нашу бумагу знает? – Веко у Стеколкина снова начало подергиваться. – Девка свою игру ведет, а его использует. Поверь нюху старого мента. – Хорошо бы… – Вздохнул Стеколкин. – Коленев страшный человек, проведает о Постном, нам всем не жить. – Бог не выдаст, свинья не съест. Сейчас важно момент не упустить. Заводик прихватить, автопарк… Не мы, другие найдутся. А после драки кулаками махать дело пустое. Ну, бывай. – Курдюк поднялся, потрепал по плечу друга и вышел из камеры. Оставшись в одиночестве, Стеколкин шмыгнул носом. Не обнаружив в кармане платка, высморкался двумя пальцами и утер нос рукавом. Веко у Стеколкина больше не дергалось, и плакать он перестал. У чиновника появилась надежда. А если у человека есть надежда, он может не терять присутствия духа даже в тюрьме. В последние дни Мака стала замечать странные взгляды своего телохранителя. Ей показалось, что он не читает свою книгу, а украдкой ее изучает. – Ты чего пялишься, Трофим? Он покраснел, но нашелся быстро: – Вы красивая женщина, как не посмотреть. Мака скривила губы: – Я перед тобой столько время торчу голая, а ты только заметил? – Почему? Я сразу заметил. Поначалу стеснялся, а теперь немного привык. – Может, ты меня и трахнуть хочешь? – Что вы, Мака? Я же ваш работник. – Ну и что? – Помню Пятака с его коленкой. У меня нет ни малейшего желания получить пулю. – А если я тебя сама позову? – Не позовете. – Почему так думаешь? Ты парень вполне… – У вас есть лучше. – Все замечаешь. Ты случайно в мой конвертик и коробочку не заглянул? – Какую коробочку? – «Искренне» удивился Трофим. – Ладно, иди. А смотреть на меня можешь сколько угодно. Мне это даже приятно, – разрешила Мака и вернулась к себе в спальню. Большую часть суток она проводила в постели. Сюда, словно в кабинет, к ней являлись с докладом ее работники, тут же она принимала Голенева. Олег не позвонил. Сама звонить Стеколкину она не хотела. Следующий шаг должны сделать они. Мака умела ждать. И дождалась. После обеда в кащеевский кооператив на мотоцикле с люлькой прикатили два милиционера. Молоденький сержант потребовал, чтобы его провели к хозяйке. – Мака, к вам мент. – Доложил Трофим. – Чего ему надо? – Сказал, по личному делу. Мака нехотя набросила халат и вышла в гостиную. Сержанта привели следом. – Вас просили приехать в деревню Щеглы на лодочную станцию. – Сообщил он, переминаясь с ноги на ногу. – Кто меня просил? – Решила уточнить девушка. – Полковник Курдюк. – Почему именно туда? – Не знаю. Кажется, на лодочной станции намечается какое-то мероприятие по случаю вступления нашего мэра в должность. Товарищ полковник там будет по службе. – Во сколько? – В шестнадцать ноль-ноль. – Хорошо, я подумаю. – Как доложить? Мака усмехнулась: – Так и доложи, захочу – приеду, захочу – нет. Милиционер хмыкнул и направился к двери. Мака услышала, как во дворе затарахтел мотоцикл. Она вернулась в спальню и вызвала Трофима. – Подготовь банду Косяка. Без пятнадцати четыре я еду в Щеглы. «Мерседес» отмой до блеска, и пушку держи при себе. – Будем воевать с милицией? – Улыбнулся Трофим. – Что-то ты стал больно разговорчивым. Мы так не договаривались. |