Онлайн книга «Механическое сердце. Искры гаснущих жил»
|
– Все знают, – Лэрдис провела пальцами по щеке Кэри, – что, если бы не королевская воля, он никогда бы не женился. Мой мальчик все еще любит меня. – Или тебе так только кажется. Ее слова. И Лэрдис вспоминает, она хохочет, ничуть не стесняясь этого слишком громкого, нарочитого какого-то смеха. – Тебе он нравится. Бедная девочка… мне жаль. – В бледных глазах тонут отблески свечей. – Действительно жаль… ты пока слишком молода, чтобы понять, насколько это глупое бесполезное чувство – любовь. – Именно. – Глухая злость туманила разум, наверное, поэтому Кэри сказала то, чего говорить не следовало бы: – Я молода, но стану старше. И ты тоже… станешь еще старше. Лэрдис ничего не ответила. После нее остался недопитый чай и навязчивый аромат лаванды, который привязался к ткани. Платье предало Кэри. И зеркало тоже. Она хотела стать красивой? Миленькая, не более того… в ней нет холодной изысканности Лэрдис и, наверное, никогда не будет. Грязная кровь. И пустой дом, который не спешит утешить. – Мой дом, – сказала Кэри, сжимая кулаки. – И мой муж. А он вернулся поздно, когда многочисленные часы в доме подобрались к двенадцати, и Кэри, заперев обиду, все же сказала: – Здравствуй. – Здравствуйте, – отозвался Брокк. Он принес с собой запах гари и снег на волосах. Кэри протянула было руку, чтобы снежинки стряхнуть, но Брокк отступил. – Не надо. – Отвернулся. – Уже поздно. – Он говорил глухо, раздраженно, точно само присутствие Кэри было неприятно ему. – Вам не стоило меня ждать. – Почему? Не ответит ведь. Придумает повод промолчать или спрятаться, а Кэри не останется ничего, кроме как смириться. И уйти к себе. Пустая комната. Кровать и грелка, завернутая в байковую ткань. Простыни согреются, но Кэри все равно будет мерзнуть, гладить в темноте цепочку, слушать шелест медальона, вспомнив, что и этот подарок предназначался вовсе не ей. – Что я сделала не так? – Ничего. Что ж, у него есть право молчать, а Кэри… терпение – главная добродетель женщины. И, наверное, ее присутствие и вправду излишне. Она сама – случайность в чужой жизни. – Постой, – Брокк нагнал в дверях, сжал руку, дернул, разворачивая, – прости… простите, если я вас обидел. – Отнюдь. – Теперь вы мне врете. – Учусь. – Она столько всего о нем знала теперь. …о том, что он любит блинчики с кленовым сиропом или медом, но с сиропом больше. И пребывая в хорошем настроении, что в общем-то явление нечастое, ест их пальцами, забывая о манерах, правда ненадолго. …что газеты начинает читать с последней страницы, на которой печатают гороскопы, хотя утверждает, что звездам не верит. …что порой, задумавшись, он засыпает, а проснувшись, долго не может понять, где находится. …что пьет он редко, но предпочтение отдает коньяку, а закусывает его шоколадом. …что у него идеальный слух, и на клавесине он играет почти профессионально… О да, Кэри столько всего знает о своем муже, но все равно совершенно не понимает его. – Сложное время. – Брокк отвел взгляд. – Слишком много всего… случилось. – Неприятного? – Весьма. Сжал руку в кулак, и кожа на перчатке натянулась, того и гляди треснут шелковые нити, распадутся швы. – Мне очень жаль, что я вас огорчил. Вежливо. И снова равнодушно, а тонкая нить, которая была между ними, натянулась до предела. Еще немного, и оборвется, опалив душу ударом. Уйти, пока не слишком поздно, оставив себе крохи надежды? Или все-таки… призраком витает запах лаванды. – Я… не огорчилась. – Ложь. – Он пытался улыбнуться. – Ложь, – легко согласилась Кэри. – Во благо. – А разве такая бывает? – Не знаю. Я… наверное, и вправду плохо воспитана, но… что случилось? – Она позволила себе дотянуться до его руки. – Если мне позволено будет знать… Нет. Он верит, но не доверяет. – Дитар стало хуже? Шаг назад. Не то еще улыбка, не то уже оскал. – Откуда ты… – Рассказали, и… я подумала, что могу с ней встретиться. – И как? – Она очень милая, и… мы разговаривали. – О чем? Брокк напряжен. И, кажется, зол. Возможно, не следовало бы говорить, но ведь он все равно узнает, не от Кэри, так от мисс Оливер… и получится, что Кэри не солгала, но умолчала. – О тебе. И о ней. О ее дочери… от нее пришли два письма, пока тебя не было. И Дитар просила ответить. Ей стало лучше, она… она сказала, что так бывает, когда уже пора. Стыдно. И от стыда, от собственного любопытства, которое заставило Кэри переступить черту чужой жизни, горят щеки. – Просила не приходить… и я подумала… – Дитар умерла. Эту боль нельзя разделить на двоих. И стереть ее не выйдет. Утешить? Кэри не умеет утешать, да и что бы она ни сказала, прозвучит неискренне. – Мне… жаль. – Я успел к похоронам. Я бы мог, наверное, освободиться раньше… точнее не мог, но теперь буду думать об этом. Гадать. Она и вправду была хорошей женщиной. – Другом? – Другом. – Брокк выдохнул как-то резко, сквозь стиснутые зубы. – Почему близкие уходят? – Не знаю. – И ты… – Я не уйду. Ей некуда идти, да и зачем, если он здесь? А Брокк не слышит. Отстранился, отступил, вычерчивая между ними расстояние, которое Кэри хотелось бы стереть. Ждет. И втянув воздух, хмурится. Неужели почуял лаванду? Кэри открывала окна, просила ветер стереть чужой след, а он остался. – У нас были гости. – Кэри не хочется признаваться, но ведь расскажут. – Лэрдис из… Вздрогнул. Любит? Не любит? Безумное гадание на снежинках, которые все-таки растаяли, и теперь волосы Брокка влажно блестели. – Зачем? – Глухой, притворно равнодушный голос. – Ей хотелось увидеть меня. Молчание. Стыд, иррациональный, лишенный смысла, словно вдруг открылась чужая грязная тайна. – Я, – Брокк отступил на шаг, а показалось, что отодвинулся на тысячу, – постараюсь, чтобы впредь подобное не повторилось. Обещание, которое – оба знали прекрасно – не выйдет сдержать. Но все-таки Кэри верит. Безумно хочется верить и стряхнуть чужой запах с черной ткани его сюртука… пусть лучше дым и горе, но не лаванда. Эгоистично? Но иногда ведь можно побыть эгоисткой. |