Онлайн книга «Россия, кровью умытая»
|
– Надолго к нам, матросик? – Не-е-е… Тут у вас водится мелкая рыбешка, а крупной буржуазной осетрины не видно… Нам тут быть неинтересно… Отдохнем недельку и всей хмарой назад посунем… Грудь стальная, рука тверда – вперед, вперед и вперед! – А в Крыму, служивый, тоже бударага? – Гу-гу… Война в Крыму, весь Крым в дыму – ни хрена не поймешь… Большевики продали в Бресте Украину, сейчас в Ростове с немцами мирные переговоры ведут, а завтра столкуются с буржуями и запродадут всех нас чохом. Через толпу проталкивается, оправляя растрепанные волосы, Анна Павловна: – Товарищи, я не понимаю… Я не согласна… Идейный анархизм… Ваши… Швейную машину, я ею кормлюсь… – Кто такая? – Я – учительница. – Учительница? Машину? Да разве ж это мыслимо! – возмутился Тимошкин и жирно сплюнул. – Да я ж их, кудляков, своим судом раскоцаю… Кто у вас, извиняюсь, не знаю имя-отечества, машину стартал? – Где мне найти… Все вы одинаковы, ровно вас одна мать родила. – Расписку дали? – Вы смеетесь? Какая там расписка, думала, сама ног не унесу… – С надеждой она вглядывалась в веснушчатое оживленное лицо моряка. Тимошкин ухмыльнулся: – Шиханцы портачи, я их знаю. Ни живым, ни мертвым расписок не дают… Перестаньте, мадам, кровь портить, машину вашу разыщу. Он убежал и действительно скоро вернулся с машиной. – Вот спасибо, вот спасибо… – Она взялась было за машину, но тут же опустила ее. – Тяжело? Донести? – подлетел Тимошкин. – Если вы так любезны… Всю дорогу Тимошкин врал о том, как он где-то на себе таскал якоря и паровые котлы. Остановились перед школой. Анна Павловна позвонила… Из-за двери трепещущий детский голос окликнул: – Кто там? – Это я, Оленька, не бойся. – Мамочка, мамочка… – Дверь приоткрылась. Увидев незнакомого человека, дочь замолкла. – Машину отыскала, слава богу, – сказала мать, – нашелся вот добросовестный товарищ, донести помог. – Я так за тебя боялась, мамочка, так боялась. – Заходите, товарищ. Как вас зовут? Не хотите ли чаю? Моряк поставил машину у порога и выпрямился, выпячивая грудь колесом: – Позвольте представиться, моряк Балтийского флота, Илларион Петрович Тимошкин… – Он с чувством потряс обеим руки и обратился к дочери: – А вас Шурой звать? Ольга удивленно повела бровью: – Нет, не Шурой. – Ха-ха… А я думал – Шурой… Люблю имя Шура… Но все равно… А чаю, между прочим, выпью с удовольствием: давно чай не пил, последний раз еще в Миллерове на вокзале чай пил… На столе мурлыкал самовар. Анна Павловна заваривала чай. Востроглазая Ольгунька, с голубым бантом на макушке, сидела ровно заяц, насторожив уши. С любопытством, смешанным со страхом, исподлобья она разглядывала моряка. По первому стакану выпили молча. Быстро освоившись, Тимошкин вынул карманное зеркальце, оправил прическу и спросил: – Чего же вы, барышня, боялись? – И сама не знаю… Страшно одной в пустом доме. – Это справедливо, одному везде страшно. Был со мною под городом Луганском случай… Пошли мы как-то ночью в разведку… Рассказал случай из своей боевой жизни, потом, забавляясь, погонял в стакане клюквинку и скосил глаза на Анну Павловну: – И хорошее жалованье получаете? – Какое там… – махнула она рукой. – Чуть ли не каждый месяц власть меняется, в школу никто носу не показывает. – Возмутительно, – подскочила принимавшая близко к сердцу огорчения матери Ольга и выпалила запомнившуюся газетную фразу: – Вы понимаете, без народного просвещения все завоевания революции пойдут насмарку. – Обязательно насмарку, – подтвердил моряк. – Им, сволочам, только пьянствовать. – Он небрежно полистал подвернувшийся под руку учебник геометрии и спросил: – Учитесь? – В школе почти всю зиму занятий не было, дома с мамой немного занимаюсь… Моряк горестно вздохнул: – А я вот шесть годов проучился в гимназии, арифметики не понимаю, надоело. «Отпустите, говорю, мамаша, на военную службу». – «Не смей, дурак», – отвечает мне мать. Я не послушался и убежал во флот, скоро чин мичмана получу, я отчаянный… Заложив руки в карманы широченного клеша, Тимошкин прошелся по комнате и остановился перед поразившим его внимание портретом старика в холщовой рубахе: – Папаша? – Нет, это писатель Толстой, – ответила Ольгунька, и в глазах ее вспыхнули веселые огоньки. Со скучающим видом моряк подошел к глобусу и крутанул его: замелькали моря и материки. – Где же тут мы находимся? – Олечка, покажи. Ольга остановила крутящийся, загаженный мухами шар и повела пальцем: – Вот вам Европейская Россия, вот Украина, Кавказ… – Вы там были? – Где? – Ну, в этой, как ее?.. Европейской Украине или хотя бы на вершине горы Казбек? – Нет, не была. – Не были? – удивился моряк и с сожалением посмотрел на нее. – Ваша молодая жизнь кошмар-комедия… Нынче живем, резвимся, а завтра, представьте, подохнем и ничего не увидим… Хотите, дам я вашей судьбе чудесное решенье? Ольга вопросительно посмотрела на мать. – Едемте со мной, – продолжал Тимошкин, приглаживая торчащие непокорными вихрами рыжие волосы. – У нас интересно: пища привольная, в мануфактуре или в чем другом недостатка не будет… – Товарищ, чай простыл, – сказала Анна Павловна. – Иди, Оленька, тебе спать пора. Дочь встала, поклонилась гостю и ушла за перегородку в отцов кабинет, где спала на диване. Тимошкин поговорил еще немного о политике, о зверствах немцев и умолк – стало скучно болтать со старухой. На огонек забрели новые гости. Дверь заходила под нетерпеливыми ударами. Анна Павловна, оправив трясущимися руками платок, вышла. Моряк заглянул в комнатушку. Ольга сидела на письменном столе, при появлении матроса вскочила. – Вы… Вы?.. Что вам? – Пойдем, барышня, гулять – на улице весело. – Я?.. Нет, поздно… Слышите, там кто-то ломится? – Побуждаемая желанием защитить мать, она метнулась к двери. Тимошкин схватил ее за руку, рывком привлек к себе и поцеловал в пылающую щеку. Она закричала не своим голосом, когтями ободрала ему морду и выскользнула из объятий. |