Онлайн книга «Коллекционер»
|
Он вытащил телефон. – А мы идем пить пиво. – Кто бы стал спорить? Выйдя из здания, Аш попытался стряхнуть с себя похоронное настроение. Об остальном позаботился шумный и людный бар: темное дерево, запах закваски, звон стаканов, гул голосов. Как раз то, что нужно, лишь бы изгнать из памяти ужасающую тишину пустой квартиры. Он поднял стакан, рассматривая на свет янтарный напиток. – Кто пьет это выпендрежное пиво под названием «Бессиз Уайлд Хог»? – Думаю, ты. – Только потому, что хотел знать, что это такое. Он сделал глоток. – Неплохо. Тебе бы не помешало подавать пиво в своем заведении. – Это пекарня, Аш. – И что из этого? Люк со смешком отхлебнул пива. – Ну что ж… – И у тебя не будет ни одного пустого столика. Спасибо за сегодняшний день, Люк. Я знаю, как ты занят, глазируя корзиночки. – Иногда неплохо побыть вдали от духовок. Я подумываю открыть вторую кондитерскую. – Неужели тебе этой мало? – Понимаешь, последние восемнадцать месяцев мы так здорово держимся на плаву, что я присматриваю еще одно помещение, в основном в Сохо. – Если нужны деньги… – Не в этот раз. И я не говорил бы этого и не подумывал бы расширяться, если бы не твоя помощь в первый раз. Так что если я открою вторую кондитерскую и преждевременно сведу себя в могилу, это будет на твоей совести. – На твоих похоронах мы подадим твой же вишневый пирог. Он сразу вспомнил об Оливере и поспешно глотнул пива. – Его мать хочет волынщиков. – О, господи! – Не знаю, откуда она это взяла, но хочет волынщиков. Я постараюсь это устроить, а то она, чего доброго, захочет салют из двадцати одного орудия или погребальный костер. – Тебе и это удастся. Последняя фраза стала семейным девизом. Ашу удается все. – Сейчас все приостановлено, пока не выдадут тело. Даже тогда, даже когда похороны состоятся, ничто не кончено. Пока мы не обнаружим, кто и почему его убил. – Вполне возможно, у копов есть версии. Но тебе вряд ли скажут. – Не думаю, что есть какие-то версии. Уотерстон задается вопросом, не моих ли рук это дело. Ему не нравится мое общение с Лайлой. – Только потому, что он не знает тебя достаточно хорошо, чтобы понять: ты сам нуждаешься во многих ответах, поскольку остальные только и задают тебе вопрос за вопросом. Кстати, у меня тоже завалялся один. Какая она, эта подглядывающая незнакомка? – Она не думает об этом как о подглядывании. И ты понимаешь это, когда она объясняет. Она любит людей. – Представляю. – Наблюдать любит и разговаривать. Она писатель, а это означает много часов одиночества. Но вполне совместимо с работой домоправительницы. Она почти все время проводит в чужих квартирах, присматривает за ними. Такая всеобщая нянька. – Это как? – Ухаживает и заботится о вещах. О пространстве, о домашних любимцах других людей. Черт, она позаботилась обо мне, о совершенно незнакомом ей человеке! Она… открытая. А такие открытые то и дело попадают в истории. – Да ты к ней неравнодушен, – заметил Люк, выписывая пальцем круги в воздухе. – Должно быть, красавица. – Ничего подобного. Она женщина интересная и вела себя более чем прилично. Я хочу написать ее. – Угу… неравнодушен, точно. – Можно подумать, я неравнодушен к каждой женщине, которую пишу. Ничего подобного. – Ты просто обязан быть неравнодушным ко всем, кого пишешь, или не стал бы их рисовать. И, как я уже сказал, она, должно быть, красавица. – Ну, я бы так не сказал. Хорошее лицо, чувственный рот, целая миля волос цвета темного шоколада мокко, который ты подаешь в своей пекарне, но… вся прелесть в глазах. Глаза у нее цыганские, так и затягивают тебя, противоположность искренности и здравому смыслу. – Какой ты ее видишь? – спросил Люк, зная, как работает Аш. – Красное платье, широкая юбка, полуповорот, цыганский табор и лунный свет, струящийся через густой зеленый лес. Аш лениво вынул огрызок карандаша, который всегда носил в кармане, быстро сделал набросок лица на коктейльной салфетке. – Вот, приблизительно… – Красивая. Собираешься просить ее попозировать? – Это не кажется мне уместным. Люк вскинул брови. – Да, – усмехнулся Аш. – Представь себе. Приличия не слишком меня волнуют, когда речь идет о работе. Но эта ситуация… довольно неловкая. Ее термин. Неловкая! Я называл бы ее долбано-адской и гребано-паршивой. – Смысл от этого не меняется. Семантика остается. Аш улыбнулся. – Да, слова есть слова. Но с нее, вероятно, довольно и меня, и копов. И наверное, она спит и видит, как бы ей в новый дом перебраться, чем скорее, тем лучше. В довершение ко всему в квартиру ее подруги вломились на следующий же вечер после того, как все случилось. Ну – это она думает, что вломились… – Но когда к кому-то вламываются, это ясно с первого взгляда. – Да, конечно, и я знаю эту подругу. Она управляет одной из галерей, с которыми я работаю. Лайла говорит, у нее – у подруги – украли косметику и туфли. – Брось! – фыркнул Люк. – Туфли валяются где-то поглубже в шкафу, а косметика – в какой-нибудь сумке, о которой она забыла. Дело закрыто. – Не знай я эту женщину – согласился бы. Она не склонна к пустым выдумкам и вообще на редкость уравновешенна. Его мрачная понурость внезапно сменилась настороженностью. – Черт! – процедил он, выпрямляя спину. – Что?! – Она везде указывает этот адрес… Лайла! Возможно, кто-то и вломился туда, но не для того, чтобы грабить. Искали Лайлу! Если узнали, что она свидетель… – Мало тебе неприятностей, Аш? Хочется больше? – Нет, не хочется. Я ищу их источник. Сообрази я раньше, искал бы выход. Но пойми, кто-то убил Оливера и его женщину и обставил это как убийство-самоубийство. Лайла говорила с полицией. Видела, как все происходило. А назавтра, после того как это случилось, кто-то шарит в квартире, адрес которой она указала как свой! Люк недовольно поморщился. – Ну, если так посмотреть… но все же странно. Что за убийца такой? Тырит обувь, косметику? – Женщина. Может быть. Или трансвестит, желающий произвести впечатление на женщину. Беда в том, что одно с другим сходится. Надо проверить. И посмотреть, действительно ли Джули влипла… |