Книга Дживс и свадебные колокола, страница 24 – Себастьян Фолкс

– Действительно! – встрепенулась Амелия. – Кузену Тоби можно голосовать, а он младше меня. Ему двадцать два. Нелепость какая-то!

– Если, по-твоему, девчонки вроде вас с Джорджианой способны разумно участвовать в выборах, то я… – сэр Генри наконец встретился глазами с женой и вяло закончил: – то я съем свою голову.

Я просунулся с блюдом чего-то похожего на картофель дофинуа между Сидни Венаблзом и Джорджианой Мидоус, как вдруг раздалось знакомое тихое покашливание – человеку непривычному, наверное, и не услышать. Подняв глаза, я увидел, что Дживс многозначительно водит глазами справа налево – показывает, что я зашел не с той стороны.

А я-то понять не мог, почему старина Сидни, с виду явный любитель картошки, мое блюдо игнорирует. Он ее ждал со штирборта, а я причалил с бакборта. Я потянул тяжелое блюдо на себя для нового маневра, не сообразив, что правая сторона от Венаблза – левая от Джорджианы. Джорджиана как раз нацелилась на картошечку вилкой и ложкой. Она ткнула вилкой в блюдо, я потянул, и тут сработал эффект рычага. Три картофельных ломтика вместе со сливочным соусом шмякнулись на стол.

– Берти, прости! – вскрикнула Джорджиана. – Ничего-ничего, это я виновата!

Она быстро подхватила упавшие кусочки и пристроила их на блюдечко возле своей тарелки.

Я тем временем бормотал: «Извините, мисс», – и потому не был вполне уверен, правильно ли расслышал. Со второй попытки я по всем правилам пришвартовался возле мистера Венаблза-старшего, и он нагреб себе картошки от души.

Не поднимая головы, я передвинулся к Амелии. Мысленно еще раз прокрутил предыдущие секунд тридцать. Никакого сомнения, Джорджиана действительно сказала: «Берти, прости».

Закончив с выгрузкой картошки, я вернулся на свой пост у двери, ощущая на себе сверлящие взгляды четырех глаз. Глаза эти, если считать слева направо, принадлежали леди Хаквуд и леди Джудит Паксли, и обеим явно не нравилось то, что попало в их поле зрения.

– Джорджиана, – проговорила леди Хаквуд, – если не ошибаюсь, ты сказала…

Но Джорджиана уже опомнилась.

– Леди Джудит, чтобы понять отношение дорогого дяди Генри к вопросу об избирательных правах для женщин, нужно помнить, что оно сформировалось под влиянием дерби в 1913 году.

Фокус удался.

– Прошу прощения? – сказала после короткой паузы леди Джудит таким тоном, словно нечаянно ступила в какую-то гадость. – Под влиянием скачек?

– Ну да! – радостно ответила Джорджиана. – Помните, тогда какая-то суфражистка бросилась под копыта лошади Его Величества [29] …

– Анмер, – отрывисто сообщил сэр Генри. – Очень средненький жеребец. Только позорил королевские конюшни.

– Произошла суматоха, – продолжала Джорджиана. – Сейчас уже мало кто помнит, что из-за всего этого пришлось пересмотреть результаты заезда. Первым финишную линию пересек фаворит, Краганур. Он у самого финиша обошел другую лошадь по кличке Абуайер – аутсайдера, на которого принимали ставки сто к одному.

Джорджиана как-то говорила мне, что практически все детство провела в седле, но я и понятия не имел, что она такой знаток истории конного спорта.

– Это была катастрофа! – воскликнул сэр Генри.

– Дядя Генри, как и большинство зрителей, поставил все деньги на фаворита. И тут его дисквалифицировали, а победителем объявили Абуайера.

– Просто скандал! – отозвался сэр Генри.

– Дядя Генри считает, что из-за происшествия с суфражисткой Краганур сбился с темпа, тогда как Абуайер остался в стороне и ему ничего не помешало.

– Если бы не эта злосчастная женщина, Краганур опередил бы соперников самое меньшее на два корпуса! – рявкнул сэр Генри.

– Вот, леди Джудит, с тех пор дядя Генри противник женской эмансипации.

– Я мог выиграть тридцать пять гиней, – промолвил сэр Генри печально.

Вуди из последних сил сдерживал смех, а Руперт Венаблз сдерживаться не стал и визгливо расхохотался. Гонерилью и Регану удалось отвлечь, хотя я не был уверен, что опасность миновала.

Дживс, должно быть, чувствовал то же самое. Как только Джорджиана, вся раскрасневшись, умолкла, Дживс подхватил нить разговора.

– Прискорбное происшествие, – заметил он. – Я хорошо помню тот день.

– Вы, наверное, тоже поставили на фаворита, лорд Этрингем, – сочувственно отозвался сэр Генри. – Как и все мы.

– В самом деле, – сказал Дживс. – Впрочем, когда я делал ставки у Честного Сида Леви, то не мог не заметить, какой высокий процент дают на Абуайера. Мне подумалось, что имеет смысл поставить небольшую сумму и на него – так, на всякий случай.

– Вы потрясающий человек, лорд Этрингем! Когда леди удалятся, просмотрим с вами программу завтрашних скачек?

– С удовольствием. Хотя, разумеется, нет никаких гарантий, что…

– Не скромничайте, черт возьми! Ваши советы все в точку. Никогда в жизни такого не видел!

Я оставил их восхищаться друг другом. Правду сказать, несчастный Бертрам возвратился на камбуз в растрепанных чувствах.

– Ох, мистер Уилберфорс, вас там совсем загоняли! – сказала миссис Педжетт.

– Нисколько, нисколько. Я в прекрасной форме, хоть сейчас с места в карьер!

Эти лошадиные разговоры чертовски заразительны.

– Я вам тут хороший кусочек телятинки отложила, может, потом захотите перекусить, золотце.

Мы, сыны труда, ужинаем рано, примерно в шесть тридцать. Кусок сырного пирога до сих пор давил на вустерский желудок. Добавить к нему можно было разве что пару бокалов отменного красного вина – я видел, как Бикнелл с утра принес его из винного погреба.

– А как еда, понравилась? Хвалил кто-нибудь? – спросила горделивая кухарка.

– Никто ничего не сказал, – ответил я честно, однако потом устыдился и поправился: – Мистер Венаблз взял добавки.

– А мисс Джорджиана?

– У нее, кажется, не было аппетита.

– Бог ты мой! Это на нее не похоже.

– Я знаю.

Миссис Педжетт посмотрела на меня как-то странно – как жена шахтера, обнаружившая в куче угля хорька.

– То есть с виду она цветущая девушка, способная оценить вашу замечательную стряпню! – выкрутился я.

– Ладно уж… В общем, мы почти закончили, – вздохнула миссис П. – Только подать крыжовенный кисель со взбитыми сливками, и можно отдыхать. Я вам потом чайку заварю!

Она вручила мне поднос с десертом, и я, придержав локтем дверь, вернулся ко львиному рву, ну как есть Даниил перед судилищем.