Книга Французская защита, страница 85 – Анатолий Арамисов

— О! Я уже у тебя «милая»! Какой прогресс! Еще немного, и стану «любимой».

— Не станешь. Любимая у меня уже есть, — спокойно проговорил Одинцов.

— Ты уверен!

— Да.

— Тогда свободен! Я сейчас буду занята! Приходите, мистер гроссмейстер Одинцов в другой день! Потом еще и еще, пока…

— Ты меня шантажируешь?

— Называй это, как хочешь! — тонкие пальцы Женевьевы дрожали. — Но подпись ты не получишь. И скоро срок подойдет для погребения тела во Франции ввиду его невостребованности родственниками.

— Тогда позволь мне ответить тебе тем же! — Виктор встал с дивана и сделал шаг к собеседнице.

— Что??? Ты хочешь сказать, что…

— Давай посмотрим один эпизод из личной жизни начальника тюрьмы Seine Saint Denis. Можно воспользоваться твоим видео?

И, не дожидаясь ответа, нажал на кнопки включения телевизора и видеомагнитофона, стоящего рядом с диваном, вынул из пакета с документами кассету и вставил ее в аппарат.

На мерцавшем экране появилась фигура Женевьевы с приподнятыми коленями, со сползающей юбкой, под которой не было нижнего белья.

Едва послышался женский голос, намекающий на интимные отношения с собеседником, как его хозяйка в ярости швырнула в экран первое, что попалось ей под руку: какую-то тяжелую книгу.

Телевизор задрожал всем корпусом, но устоял на тумбе.

— Ах, ты… ах, ты…!! — Виктор Одинцов в первый раз видел женщину в такой ярости. С трудом сохраняя самообладание, он нажал на кнопку выхода кассеты и вытащил ее из видеомагнитофона.

Женевьева молнией метнулась к нему, вырвала пленку из рук и растоптала ее на полу каблуками туфель.

— Мерд!!! — вслед за этим воплем полился водопад трудно переводимых французских слов.

— Я думаю, руководству будет полезно узнать о причинах твоих отказов несчастной вдове Зое Серовой.

— Мерзавец! Ты ходишь ко мне со скрытой камерой!! — рука женщины метнулась к лицу Виктора, и он едва успел уклониться, чтобы не получить пощечину.

Женевьева металась по кабинету как сумасшедшая. Через минуту на шум отреагировала белокурая секретарша: ее встревоженная голова возникла в проеме двери.

— Убирайся! — какой-то предмет полетел в сторону блондинки. — Убирайтесь оба!!

Секретарша увернулась и с внезапной прытью подбежала к начальнице. Она схватила Женевьеву за руки и умоляющие слова на французском стремительным потоком полились из ее губ. Обезумевшая фурия рванулась так, что послышался треск разрываемой материи. Но блондинка цепко держала начальницу.

— Пошла вон!! Ты, дрянь, уволена!!! — заорала Женевьева.

И трактором вытолкала побледневшую секретаршу за дверь.

— Подпись! — хладнокровно проговорил Виктор. — Иначе копия пленки будет доставлена по назначению!

Начальница тюрьмы замерла.

Из нее как будто в мгновения ока вылетел этот всеразрушающий демон, и глаза приняли осмысленное выражение. Женевьева приняла какое-то внутреннее решение.

Она села на кресло, закрыла лицо руками и с минуту молча сидела в таком положении.

Потом выпрямилась, опустила ладони и тихо сказала:

— Хорошо, давай…

Виктор положил на стол документ.

Женщина пробежала его глазами, взяла ручку и поставила размашистую подпись.

— Спасибо, — Одинцов засунул бумагу в папку, — я не хотел прибегать к…

— Не надо оправданий. Я подписала это не из-за того, что боюсь разоблачений. Нет.

Пауза.

— Я просто сейчас поняла, почему меня так тянет к тебе.

Виктор молчал.

— Но не стану говорить об этом. И только одно могу обещать — мы еще встретимся с тобой, обязательно, иначе…

Она не договорила и, как-то странно скривившись, повернулась боком к мужчине:

— Уходи!

Когда дверь за Одинцовым закрылась, Женевьева снова закрыла лицо руками и просидела так с полчаса.

Два чувства — любовь и ненависть боролись в ее душе.

Наконец, победило последнее.

Она решила отомстить.

Во что бы то ни стало.

Но в эту минуту еще не знала — как.

* * *

— Я не понимаю, что с ними делать, милочка! — воскликнула, обращаясь к Симоне, пожилая женщина с манерами аристократки. — Мой Василий Петрович уже, похоже, и сам не рад, что пригласил в гости эту пару! Анастасия Михайловна, жена коллекционера картин, была потомственной дворянкой. Ее, завернутую в пеленки, как самое ценное сокровище, что было у семьи, в лихую годину подняли на палубу парохода, увозящего из Севастополя в Константинополь толпы беженцев.

И все — никаких чемоданов, баулов и сумок.

Они слышали, как вдалеке гремят выстрелы последних бойцов Белой Гвардии — солдат и офицеров барона Врангеля. Крымский берег уходил все дальше от бурлящей под винтами воды Черного моря, позади оставалась безумная Россия, впереди была — неизвестность.

Родители Анастасии Михайловны всю жизнь ждали возвращения на Родину. Они надеялись, что вот вот и вернется прежняя Россия, примет их в свои объятия.

Но, в отличие от отца и матери Василия Петровича, им хватило ума не поддаться на большевистскую приманку НЭПа, не попасть впоследствии в кровавую мельницу 37-го. Они так и просидели жизнь «на чемоданах», в ожидании перемены власти в родной стране.

Но не дождались.

В предчувствии смерти попросили свою внучку, которая работала гидом во французской туристической фирме, привезти из России пакетики земли. И на их похоронах высыпать ее в могилы.

Внучка выполнила просьбу.

Анастасия Михайловна, бывшая парижанкой всю свою сознательную жизнь, уже немного отличалась от родителей. Общение с французами неизбежно накладывает отпечаток на характеры людей. Нет, они не становятся хуже в обычном понимании этого слова.

Но они становится — другими.

Неуловимо. Незаметно. В мелочах. Но — другими.

Анастасии Михайловне была непонятна сентиментальность родителей в отношении коммунистического СССР. Она пожимала плечами и говорила:

— Что так жалеть, убиваться? Они выбрали свой путь, явно бестолковый, и когда-нибудь все эти утопии рассыплются в прах. Вы живете в прекрасной Франции, так наслаждайтесь данным фактом, радуйтесь, что эта страна приняла вас, что мы здесь не голодаем и не живем в нужде. Что еще надо?

Родители молчали.

Они знали, что как ни объясняй — дочь не поймет.

Она просто никогда не была в России. Не жила там.

Вот поэтому приглашение в гости на два месяца, которое сделал ее муж Василий Петрович Юрию Осаговскому с женой, Анастасия Михайловна считала очередным чудачеством супруга и напрасной тратой времени и денег.