Онлайн книга «Сказки века джаза»
|
Ардита издала краткий неопределенный звук. – Ардита! – повторил он. – Ардита! Ардита снова лениво поднесла лимон ко рту, откуда выскользнуло одно лишь слово перед тем, как лимон коснулся языка: – Отстань. – Ардита! – Что? – Ты будешь меня слушать – или я должен позвать слугу, чтобы он тебя держал, пока я буду говорить? Лимон нарочито медленно опустился. – Изложи все на бумаге. – Хватит у тебя совести закрыть эту отвратительную книгу и отбросить этот проклятый лимон хотя бы на две минуты? – А ты хоть на секунду можешь оставить меня в покое? – Ардита, только что мне телефонировали с берега… – Тут есть телефон? – Она впервые проявила слабый интерес. – Да, так вот… – Ты хочешь сказать, – изумленно перебила она, – что тебе позволили протянуть сюда кабель? – Да, и только что… – А другие лодки не натолкнутся на него? – Нет, он проходит по дну. Пять мин… – Вот это да! Будь я проклята! Черт побери! Золотые плоды прогресса, или как там это… Вот это да! – Позволишь ты мне наконец досказать то, что я начал? – Валяй! – Ну так вот… Похоже… – Он сделал паузу и несколько раз в смятении сглотнул. – Да. Юная дева, мне кажется, что полковник Морлэнд позвонил только затем, чтобы напомнить о том, что сегодня мы оба обедаем у него. Его сын Тоби приехал из Нью-Йорка специально, чтобы с тобой познакомиться; кроме того, на обед приглашена и другая молодежь. Последний раз я спрашиваю… – Нет, – коротко ответила Ардита. – Я не поеду. Я присоединилась к этому чертову круизу с единственной целью – попасть в Палм-Бич, и ты прекрасно это знаешь, и я наотрез отказываюсь знакомиться со всякими чертовыми старыми полковниками, с любыми чертовыми молодыми Тоби и со всей этой чертовой молодежью, и ноги моей не будет на этой чертовой земле этого идиотского штата. Поэтому ты либо везешь меня в Палм-Бич, либо закрываешь рот и проваливаешь отсюда! – Очень хорошо. Мое терпение лопнуло. В своем страстном увлечении этим человеком – человеком, печально известном своими дебошами, человеком, которому твой отец не позволил бы даже произнести твое имя, – ты скорее походишь на даму полусвета, нежели на леди из тех кругов общества, в которых ты – предположительно – воспитывалась. Отныне… – Я знаю, – иронично перебила его Ардита. – Отныне ты идешь своей дорогой, а я шагаю своей! Это я уже слышала. Ты знаешь, что мне ничего другого и не надо. – Отныне, – высокопарно объявил он, – ты мне больше не племянница! Я… – О-о-о!!! – Ардита издала крик, похожий на агонию грешной души. – Когда ты прекратишь мне надоедать! Когда же ты наконец пойдешь своей дорогой? Когда же ты прыгнешь за борт и утонешь? Ты хочешь, чтобы я запустила в тебя этой книгой? – Если ты осмелишься сделать что-либо… Шмяк! «Восстание ангелов» поднялось в воздух, лишь на дюйм отклонилось от цели и громко бухнулось на трап. Седой мужчина инстинктивно сделал шаг назад и затем два осторожных шажка вперед. Ардита вскочила на ноги и дерзко уставилась на него; ее серые глаза горели бешенством. – Не подходи! – Да как ты могла! – воскликнул он. – Да так и смогла! – Ты стала невыносимой! Твой характер… – Это ты заставил меня стать такой! Ни у одного ребенка никогда не было плохого характера с рождения, виноваты только воспитатели! Кем бы я ни стала, во всем виноват ты! Пробормотав что-то неразборчивое, дядя развернулся и, войдя в рубку, крикнул, чтобы подавали обед. Затем он вернулся к навесу, под которым, снова всецело поглощенная лимоном, устроилась Ардита. – Я собираюсь на берег, – медленно произнес он. – В девять вечера. Когда я вернусь, мы пойдем обратно в Нью-Йорк, где я верну тебя твоей тетке до конца твоей естественной – или, скорее, неестественной – жизни. Он замолчал и взглянул на нее; ему сразу же бросилась в глаза ее неуловимая детскость, которая проколола его раздражение, как раздутую шину, и он почувствовал свою беспомощность, неуверенность и всю глупость ситуации. – Ардита, – сказал он, уже забыв обиду. – Я не дурак. Я знаю жизнь. Я знаю людей. Дитя мое, люди с репутацией распутников не меняются до тех пор, пока не устанут от самих себя, а затем они уже не они – они всего лишь жалкое подобие самих себя. – Он взглянул на нее, ища одобрения, но не услышал в ответ ни звука и продолжил: – Возможно, этот человек тебя любит, может быть. Он любил многих женщин, и он будет любить еще многих. Месяца еще не прошло, Ардита, с тех пор, как он попал в печально известную историю с рыженькой Мими Мерил; посулил ей золотой браслет, который русский царь якобы подарил его матери. Ты все знаешь – ты же читала газеты. – Захватывающие сплетни в исполнении беспокойного дядюшки, – зевнула Ардита. – Снимем об этом кино. Злой гуляка строит глазки целомудренной девочке. Целомудренная девочка окончательно соблазняется его кошмарным прошлым. Планирует встретиться с ним в Палм-Бич. Их планы расстраивает беспокойный дядюшка. – Ты хотя бы можешь сказать, какого черта ты решила выйти за него? – Уверена, я не смогу этого объяснить, – кратко ответила Ардита. – Возможно, потому, что он – единственный мужчина, плохой или хороший, у которого достаточно воображения и смелости, чтобы жить по своим убеждениям. Может быть, для того, чтобы отгородиться от молодых кретинов, тратящих все свое время на преследование меня по всей стране. А что касается русского браслета, то по этому поводу ты уже можешь быть спокоен. В Палм-Бич он подарит его мне, если ты продемонстрируешь хоть капельку здравого смысла. – А как насчет той, рыженькой? – Он не встречался с ней уже полгода, – гневно возразила она. – Не думаешь ли ты, что у меня недостаточно гордости, чтобы следить за такими вещами? Неужели тебе еще не понятно, что я могу делать что угодно с кем угодно, лишь бы мне этого хотелось? Она гордо, как статуя «Пробуждение Франции», задрала подбородок, но затем испортила всю картину, выставив вперед руку с лимоном. – Тебя так пленил этот русский браслет? – Нет, я всего лишь стараюсь предложить тебе аргумент, который может показаться тебе весомым. Я хочу, чтобы ты от меня отстал, – сказала она, и снова ее тон стал повышаться. – Ты знаешь, что я никогда не меняю своих решений. Ты пилишь меня уже три дня, и я начинаю сходить с ума. Я не поеду с тобой на берег! Не поеду! Слышишь? Не поеду! – Очень хорошо, – сказал он, – но ты не поедешь и в Палм-Бич. Из всех себялюбивых, избалованных, неуправляемых, сварливых и невозможных девчонок, которых я когда-либо… Плюх! Половинка лимона ударилась о его шею. Одновременно с другого борта раздался крик: |