
Онлайн книга «Перстень Парацельса»
Виктор вернулся в кресло, Антон Арнольдович, не скрывая иронической усмешки, дождался, пока он расположится, и спросил у Германа: — Расскажешь подробности? — Они были бандитами и сочли меня лёгкой добычей… И снова — полуправда. Несмотря на взгляд Бранделиуса, которому Герман не мог противиться, взгляд Карины был для него важнее. А Карина — это Герман чувствовал кожей — впала бы в ужас, узнав, что он сам искал неприятности, сам хотел убить тех двоих, а убив — испытал невероятное наслаждение. Карина сошла бы с ума от такого откровения, поэтому Герман постарался пересказать историю так, чтобы оказаться в роли потерпевшего… И поэтому говорил медленно, подбирая слова и не уточняя, где именно произошла стычка. Складывалось впечатление, что он просто шёл по улице и стал жертвой нападения. Ему внимали, не отрываясь и не перебивая. Все, кроме Дарьи, которая, едва услышав, в чём признаётся Герман, задумалась над тем, что она еще не выступала на их импровизированном собрании, не делилась обретённой силой, и у неё совершенно не было желания это делать. «Что я буду говорить?» Если взглянуть правде в глаза, то придётся признать, что Дарье не очень-то хотелось заглядывать в себя. В душу, в которой всё сильнее и сильнее разгоралось тёмное пламя. Чудилось даже, что она различает его багровый цвет, идеально подходящий к тьме подземелья. Пламя распирало её, раздувало опасный жар, требовало больше, чем она была готова дать… Девушка страшилась признаться себе в том, что может вот сейчас, сию минуту, послав всё к чёрту, с бешеной страстью броситься в объятия Громова, пусть видят, пусть обалдевают — плевать на них! — и отдаться безумному сексу. Готова! Никаких сомнений. И… почему только Громову? «Любовь требует больше!» Эти слова будто кто-то злорадно прокричал в её мозгу, и она содрогнулась, но не с отвращением, а с мучительно-сладостным бесстыдством, ужасаясь, восторгаясь и чувствуя себя демоном Лилит, первой женщиной, неудачно созданной до Евы, а затем уничтоженной и почти позабытой, память о которой похоронена в веках… А почему, собственно, похоронена? Вот же она, живее всех живых! Вошла в меня, воплотилась… Дарья ощутила, как её обдало холодом, жаром, чёрт-те чем ещё… Бред! Тут она осадила себя, заставила опомниться — и увидела наставленные в упор тёмные очки. Сатурн смотрел на неё, только глаз его не было видно, а смысл взгляда… А впрочем, что там — смысл взгляда был ясен, даже несмотря на то, что глаза закрывали непроницаемые очки: по губам, по напряжённому положению тела, по тому, как медленно он поднял руку и прикоснулся к волосам, словно хотел их поправить… Дарья поспешно отвела глаза, ощутив, что багровое пламя обожгло её особенно остро. — Вот и всё, — закончил Герман. — Познавательно, — буркнул Сатурн, продолжая смотреть на Дашу. — Странное определение, — заметил Виктор. — Такое могло произойти с каждым из нас, — вздохнул Марат. — Разве ты тоже получил силу воина? — удивилась Карина. — Каждый из нас воспользовался бы силой, окажись в обстоятельствах Германа, — объяснил свою мысль музыкант. И каждый с ним согласился. Бранделиус едва сдержал радостный вопль: всё шло так, как он хотел. — Я не чувствую в себе силу убивать, — помолчав, произнесла Даша. — Любую силу можно использовать для боя. — А если я не хочу? — А если придётся? — Защищаться? — Иногда нужно и атаковать, — заметил Антон Арнольдович. И едва всё не испортил. — Вам нравится, что Герман убил двух человек?! — взвился Виктор. — Может быть, вам именно это и было от нас нужно? Вы для этого нас готовили? Для этого давали силу? «Проклятый кретин!» На мгновение Бранделиус повис над пропастью, потерял равновесие, шагая по канату: он не мог не ответить, но не мог и решиться на ответ. Они ещё не дышат верой в него, они ещё не рабы, ещё мыслят, и ссора сейчас ни к чему… На мгновение Антон Арнольдович запаниковал, но его выручила молчавшая до сих пор Карина. Которая, похоже, не услышала обвинений Виктора. — Подождите! — Девушка яростно оглядела присутствующих. — Погодите! И таким ярким оказался её порыв, что все замолчали. И вскочившая Карина тоже замолчала, растерянно глядя на остальных, словно позабыв, что хотела сказать и для чего привлекла общее внимание. — Да-да, — мягко произнёс Бранделиус. — Мы слушаем. Девушка сглотнула, посмотрела на Германа, который явно стушевался, оказавшись в центре внимания, и произнесла: — Мы так сосредоточились на своей силе и на себе, на том, как мы изменимся, что совершенно позабыли о том, что находится за рамками нас. — За рамками нас? — А зачем об этом думать? — К чему всё это? — растерялся Громов. — Пусть скажет! — громко произнесла Даша. И Виктор ответил ей изумлённым взглядом. — Я думаю, сила нам дана не просто так, не только для того, чтобы мы познали невозможное, изменились и разобрались в себе… У нас появилась высшая цель. — Убивать бандитов? — недовольно поинтересовался Виктор. — Нести справедливость, — уточнила Карина. — Мы могли защищаться, когда были никем, когда стояли у мест силы в тщетных попытках овладеть ею, когда только мечтали, но теперь… Теперь мы другие — сильные. Теперь мы не имеем права ждать, когда на нас нападут, а должны помогать людям: восстанавливать справедливость и предотвращать преступления. Бранделиус хотел сказать нечто подобное, но эмоциональное выступление Карины оказалось и своевременным, и проникновенным. Она сделала за него работу. — Мы не герои из комиксов, — угрюмо произнёс Виктор, холодно глядя на улыбающегося Антона Арнольдовича. — Мы лучше, потому что настоящие, — убеждённо возразила Карина. — И кто знает, может, за героями из комиксов стоят такие же люди, как мы, — вдруг добавил Марат. — Ведь комиксы тоже на чём-то основываются. — Ты ещё скажи: на реальных фактах. — На городских легендах. — И кто стоит за легендами? Избранные? — Люди, прошедшие церемонию, — объяснил музыкант. — Неужели непонятно? И Громов понял, что проиграл. У него не было шансов: переполняющая сила заставила их поверить в свою исключительность. А у него этой силы не было… Увы. — То есть наша цель — исправление общества? — прищурилась Даша. — Именно. — Будем наказывать преступников? — Лучше решим, с кого начнём? — взял слово Сатурн. — У кого-нибудь есть на примете настоящий злодей? |