Онлайн книга «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»
|
Осложнение при ментальном переносе?.. Деревня нарисовалась очень скоро – десяток разоренных изб, беленое здание сельсовета, напротив – низкое, похожее на конюшню сооружение. Это и была школа. Стельмашук не стал светиться – притормозил, не доезжая. – Выходим, – скомандовал он. – Сержант Ховаев! Ты, давай с той стороны, только не показывайся – туда выходят окна пристройки. Рядовой Кадыров – со стороны улицы… Стоп. Отставить. Ховаев, подойдешь к пристройке и постучишь в окно. – Есть! – прогудел могутный сержант. – Только гляди, не подставляйся. Пошли! Тропа вокруг школы была набита, сугробы вокруг просели – рыхлые, черные от протаявшей пыли и нанесенной сажи. Кое-где снег был дыряв от мерзких желтых струй или проваливался от выплеснутых помоев. Стельмашук первым заметил, как в окне веранды вылетело стекло, и блеснуло дуло обреза. – Ложись! Быков упал на снег, радуясь, что на «чистый» нанос. Грохот выстрела расколол вечернюю тишину, пуля злобно взвизгнула, улетая мимо. Ховаев вскинул «ППД» и дал короткую очередь в ответ. – Не стрелять! – крикнул майор. – Он нам живым нужен! Засевший на веранде выстрелил еще раз, еще и еще… Не целясь, пулял просто в белый свет, то ли пугая, то ли отгоняя собственный страх. Быков выстрелил по стеклам, метясь так, чтобы не задеть неведомого ворога. В этот момент распахнулась дверь пристройки, и на утоптанный снежок выпрыгнул молодчик в распахнутом тулупе. Скача боком, он выдавал короткие, сухие очереди из «шмайссера». – Уйдет, сволочь! – застонал Ховаев. – Вали! – рявкнул Стельмашук. Сержанту только скажи… Снял из «ППД» в момент. – Готов, товарищ майор! – сказал Ховаев с глубоким удовлетворением. Григорий хлопнул замполита, куда дотянулся – по спине, и сказал: – Я через школу! – Осторожно, товарищ полковник! – Да я и так… Где ползком, где на карачках, Григорий добрался до угла школьного здания. Пуля из обреза выбила щепки из сруба, мгновенье спустя докатился звук выстрела. – Врешь, не возьмешь… Дверь, что вела с нарядного крыльца, была не заперта. Внутри все еще стоял неистребимый школьный запах – мела и чернил. Грязный пол был усеян серыми бумажками с орлами и готической прописью – видать, тут у немцев был штаб или что-то в этом роде. Учебный год начнется не скоро… Помещения были пустыми и стылыми, но вот потянуло живым теплом, запахом горящих дров. Григорий остановился у входа в пристройку, поднимая пистолет дулом кверху. Никаких звуков через толстую дверь не проникало, но нервный лязг засова на двери сработал, как сигнал готовности. Быков отпрянул, дверь распахнулась, и в коридор вырвался длинный, как жердь, субъект в черном драповом пальто. В одной руке он сжимал «Наган», в другой держал ушанку, а локтем прижимал к себе потертый кожаный портфель. Завидя человека в форме, субъект уронил портфель и отступил к стене. Револьвер так и плясал у него в руке. Дуло «Астры» было почти недвижимо. – Бросить оружие! – донесся с улицы голос майора. – Вы задержаны, гражданин Пацюк! Прислушавшись, учитель невесело рассмеялся и покачал головой. – На кого работаешь, гнида? – вежливо поинтересовался Григорий, следя за глазами Пацюка – те не бегали, выражая страх, усталость и… облегчение, быть может? Губы учителя дрогнули, складываясь в гримаску. – О, неужто я вижу перед собой Сталина-младшего? Всегда хотел узнать… Скажите… э-э… Василий, неужели вам не мерзко быть сыном кровавого диктатора? – Ничуть, – усмехнулся Быков. – Вот как? – Я горжусь отцом. Пацюк так и сверлил его буравчиками глаз. – Разве вам не снятся миллионы невинных жертв? – тихо произнес он. – Нет! – отрезал Григорий. – Юдина вы науськали? Пацюк запираться не стал. – Ну я, – сказал он обреченно. – Выходите с поднятыми руками! – послышался голос майора. – Рядовой Юдин дал признательные показания, обвинив вас в подготовке покушения на товарища Сталина! Учитель засмеялся, да так, что хихиканье больше походило на всхлипыванье. – Было дело, – сознался он. – Повторяю, – мягко сказал Быков. – На кого работаешь? Пацюк посмотрел на него, склонив голову. – Признаться, Василий Иосифович, – проговорил он, – я несколько превысил свои полномочия. Мне была поручена «тонкая работа» – устроить вам несчастный случай, вроде легкого ранения, после чего, под видом контуженного, вывезти в тыл. Я же счел, что для меня все это слишком сложно. Посланную на помощь команду я отправил в Старую Торопу, чтобы не мешали, а сам решил привести приговор в исполнение. Приговор, вынесенный народом! Думаю, хоть с сыном поквитаюсь, коли до пэра не дотянуться… – Последний раз спрашиваю, – терпеливо сказал Григорий. – Кто? Учитель выдавил улыбку. – Я сам еле вычислил Того-Кто-Приказывает, – хихикнул он. – Никита Хрущев. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Долгая история… А мне некогда. Увидимся на Страшном Суде! Пацюк приставил дуло револьвера к виску и нажал на спуск. Быков поморщился: брызги мозгов, заляпавшие стену, не самое приятное зрелище. Микоян был настырен и упорен, а посему Быков, хоть и сжато, но о захвате Пацюка рассказал-таки. – Никитка? – фыркнул Степан. – А ты помнишь, как он гопак отплясывал перед твоим отцом? – Помню, – усмехнулся Быков. Дотянувшись до гитары, до которой Миха Гарам был большой любитель, Григорий стал ее настраивать, подкручивая колки и трогая струны. – Это же шут! – Очень опасный шут. Злобный, коварный, подлый… Он не забывает ни одного унижения и обязательно припомнит все своим обидчикам. А пока Никитка выжидает. При живом Сталине он не страшен. Но, как только вождя не станет, шут такой цирк устроит… И Василию Иосифовичу, и Берии, и Судоплатову, и Жукову, и Молотову… Может, даже с отца и начнет – поможет скоропостижно скончаться. – Ладно, Степ, – вздохнул Григорий. – Отбой! |