Онлайн книга «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»
|
Микоян первым занял стул и спросил заботливо: – Что врач говорит? – Жить буду, – растянул губы Григорий. – Начпрод разрешил тебе целую банку компота передать, – сказал Котов, доставая емкость. – За заслуги, говорит. Как орден вручил! Орехов с Микояном переглянулись, и Орехов оскалился: – Ну, вручение мы тебе тоже обещаем! Ты нам такую жирненькую куропатку приволок, что все командование от восторга кудахтало! Быков отмахнулся, как ему показалось, а на самом деле едва шевельнул рукой. – Это все пустяки. Число сегодня какое? – Восемнадцатое. – Июля? – Ну, да! – Твою медь… – уныло протянул Григорий. – А, я понял! – развеселился Микоян. – Он боится, что мы войну без него выиграем! – Да нет, командир! Есть еще кого сбивать! – Ну, я газет не читаю… – насупился Быков. Друзья хором стали выкладывать новости, из которых явствовало, что наступление продолжается, войска Центрального, Брянского и Западного фронтов давят немцев, засевших под Орлом, и скоро выдавят-таки, как гнойный прыщ. А 32-й полк перебазировался на аэродром Задняя Поляна, что рядом с городом Новосиль. – Мужики! – хлопнул себя по лбу Орехов. – Мы ж про подарок забыли! – Точно! Микоян торжественно достал некий продолговатый, весьма продолговатый предмет, завернутый в бумагу, и вручил Быкову. Хмыкнув, Григорий развернул подарок – это была довольно-таки элегантная трость из черного дерева, с ручкой, отделанной серебром и костью. – Нам Генрих Карлович сказал, что тебе палочка потребуется на первое время. Так что… вот! – Спасибо… – протянул Быков, вертя трость в руках. – Это не нам спасибо, это Стельмашук расстарался. Трость вещдоком была, реквизировали ее у немецкого шпиона. Так что ты поосторожнее, палочка с секретом! – Выдвижной стилет? – Что? А, нет! Бери выше. Вот эта пипочка – предохранитель, а сюда можно нажимать, как на спусковой крючок. Девять патронов, парабеллумских! – Хм. Не хило… Тут в палату заглянула тетя Вера и металлическим голосом приказала посетителям удалиться, что летчики и проделали со всей возможной поспешностью, опасаясь репрессий в виде веника. Быков вздохнул и закрыл глаза. Болеть – это так скучно… Но выздоравливать еще скучнее. Неделю спустя Григорий стал выходить на прогулки. С палочкой, разумеется. Не слишком приятно было шкандыбать в тапочках и казенной пижаме, но тут все так ходили. Рана заживала и начала чесаться. Ходить было больновато, но надо же разрабатывать жилы, приучать их тянуться так, как нужно ему, Григорию Алексеевичу, а не глупому организму. Постепенно боли стихали, да и хромота выправлялась. Дело шло на лад. Быков выходил вечером во двор, послушать сообщение Совинформбюро и досадливо морщился, когда Левитан объявлял о новых победах Красной армии. Его мучал простой. Да, силы у него еще не те, Григорий это понимал – умом. А душа рвалась на передовую. В один из дней «на больничном» к Быкову явился особист и аккуратно запротоколировал показания о драме на «свободной охоте». Потом был обед, а еще через часик, когда Григорий раздумывал, поспать ли ему или пойти прогуляться, в палату зашла молоденькая медсестра, «очень даже ничеге». Правда, до этого Быков ее ни разу не встречал – и насторожился. Было неприятно подозревать, но случай с «Марленом» не шибко настраивал на доверчивость. – Ложитесь на живот, товарищ полковник, – прощебетала она, держа в руке шприц. – Сделаю вам укольчик! На Григория будто холодком подуло. Какой еще укольчик? Генрих Карлович никаких уколов не назначал! – А не больно? – притворно обеспокоился он. – Ну, что вы! У меня легкая рука! С кряхтеньем укладываясь, Григорий спросил на немецком: – Как звать милую фройляйн? – Ева, – скокетничала девушка. В следующее мгновенье она осознала свой провал и бросилась на Быкова, стремясь уколоть его шприцем. Однако Григорий больше кряхтел по привычке – за неделю он здорово окреп. Действуя ногами, он ухватил медсестру и повалил ее на кровать. Вывернулся и отобрал шприц. Недолго думая, вколол снадобье в мягкое место девицы. Та, за секунду до этого ожесточенно сопротивлявшаяся, вдруг успокоилась и поникла. – Что в шприце? – резко спросил Быков. – Снотворное, – пролепетала «медсестра». – Сколько вас? Но зелье уже подействовало – девушка спала. Григорий отволок ее на соседнюю койку и вернулся на свою. Упражнения вымотали его, он тяжело дышал, а на лбу выступил пот. Ничего, потерпишь. Девица тут не одна, нужны еще, как минимум, двое – для выноса тела. Дверь тихонько приоткрылась, и Быков издал слабый стон. В палату вошел «санитар» в белом халате, за ним еще один – с носилками. Ничего особо нордического в этой парочке не наблюдалось. Однако в госпитале вообще не имелось санитаров, сплошь санитарочки. Застонав, Григорий сделал вид, что хочет сесть, дрожащей рукой уперся тростью в пол… Один из «санитаров» ухмыльнулся. Быков, будто в изнеможении, опрокинулся на койку. – Хватай его, Франц, – прогудел тот, что держал носилки. Франц замедленно кивнул, делая шаг в направлении «больного». Григорий поднял трость, словно отмахиваясь, и нажал на спуск. Отдача была не сильной, а звук выстрела – приглушенным. Пуля вонзилась «санитару» в грудь. Франц будто споткнулся, а Быков схватился левой рукой за шафт и вогнал пулю в голову громиле. Второй из «санитаров» не мог сразу оказать сопротивление – руки у него были заняты. Когда же пуля вышибла затылочную кость Францу, тот живо среагировал, живо, но поздно – пока он лез под халат за оружием, Григорий выстрелил навскидку. Убивать «санитара» Быков не хотел, сначала надо было кое-что выяснить. Пуля угодила немцу в плечо. |