Онлайн книга «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»
|
Или «дома» переночевать? А что? Он же обещал навещать… И вообще как-то он соскучился, что ли… Странно? Возможно, именно в этом проявляется «полиментализм» его натуры? То, что осталось в нем от Василия Сталина, притягивается к родному и близкому? А что? Если уж даже татушка на плече проявилась, отчего бы в нем не задержаться кусочку сталинского сознания, маленькой дольке души? Наверное, он никогда не узнает, куда девалась «бессмертная субстанция, нематериальная сущность» Василия Иосифовича. Перенесло ли ее в будущее, осуществляя этакую межличностную рокировку? Бог весть… Слушай, Григорий Батькович, а не ищешь ли ты оправдания своему интересу к Гале Бурдонской? Хорошенькая женщина с великолепной фигурой. Даже талия на месте, несмотря на двух детей. А у тебя давно уже секса не было… Быков поморщился. «А в СССР секса нет!» Да при чем тут это? Он реально скучает по детям Василия Сталина, хотя никогда не был замечен в чадолюбии. Но они такие милые, забавные. Беззащитные. Быть может, стоит даже говорить о том, что это отныне его долг – помогать жене и детям Василия, не лишать их «отца». Малышня-то не виновата в том, что случилась эта дурацкая «рокировка». Дурацкая? А что? Много ли приятного в том, чтобы тебя принимали за другого? Вот, у него на кителе сияет, переливается Золотая Звезда. Он ее заслужил. Он! Гриша Быков! А вручили орден, получается, Василию Сталину… Обидно-с! Хотя… Тут сложно. Если разобраться, ему интересно не быть Сталиным, а прожить за того жизнь по-новому. По-своему. Коли уж не получилось у него исправить ошибки в Гришином житии, то хоть Васино выправить. Не допустить житейских ляпов, выровнять, выпрямить кривую «мировую линию» Василия Иосифовича. И тут уж никак не обойти семью. Развестись с Галиной проще простого, вот только развод – это всегда проигрыш. Для обоих. А для детей – это крушение мира… Вздохнув, Быков направился вверх по улице Горького. Ничего еще не решив для себя, он уже действовал. И ощущал при этом облегчение. Стало быть, верным путем идет товарищ… Немного робея и злясь на себя за это, Григорий поднялся на знакомую лестничную площадку и постучал. Еле слышный топоток, и дверь открылась. На пороге стояла Галина. Слегка встрепанная, в халатике и тапках со смешными помпонами, она выглядела очень хорошенькой, а румянец и блеск в глазах придавали ей еще больше живости. – Ты пришел! – негромко воскликнула она. – Да, вот… Быков шагнул в прихожую, и Галя порывисто обняла его, прижалась… Наверное, Григорий смог бы совладать с собой, но вот беда – он этого не хотел. Близость женщины кружила голову, и все те сложные умопостроения, которые одолевали его совсем недавно, рассыпались, упростились, потеряли былое значение. Быков тискал шелковистое, тугое, податливое, горячее, и ничего ему больше не надо было… …Они лежали в постели, затихшие и довольные жизнью. Григорий обнимал Галю, а девушка положила ему голову на плечо и дышала в шею, иногда ласково проводя ладонью по груди. Тогда Быков улыбался, не раскрывая глаз. Хоть Москва и отвыкала от воздушных тревог, режим светомаскировки никто не отменял – на улице было темно, ни единого огонька. И в спальне царила тьма. Глаза смутно различали тени, угадывая за ними шкаф или трюмо – в большом овальном зеркале отражалась звезда. Девушка… Может, это было и не верно – называть девушкой мать двоих детей, но, глядя на Галю, такую молоденькую и радующуюся жизни, язык не поворачивался назвать ее женщиной. Вот, когда станет взрослой теткой… Да нет, не станет. Наверное, все-таки миф о прекрасной парижанке вовсе не выдумка. Галльская кровь Бурдонэ придавала Галине некий особый шарм, незримую ауру. Легчайший, не нарочитый изгиб тела, изящный жест, лукавая улыбка, взмах ресниц – это возбуждало куда сильней, чем «гоу-гоу» в стрип-клубе. И этому нигде не научишься, с этим надо родиться. Галя была именно такой, полной опасной женской силы. – Знаешь, – прошептала она, – я чувствую себя странно… Будто я изменила Василию с тобой. Этого никому не расскажешь, сразу в Кащенко упекут… – Понимаю, – вздохнул Быков. – Самому трудно. – Со стороны, – подумал он, – это, наверное, похоже на утонченное извращение – соблазнять женщину, принадлежавшую тому, чье тело ты занял. – Муж соблазнил свою жену… – Вот-вот! – подхватила девушка. – Соблазнил! Ты был такой кова-арный, а я такая слабая… Ну, что я могла? Только отдаться… Знаешь, у меня до сих мелькают всякие мыслишки… Они нехорошие, и я ничего не могу с ними поделать. Очень трудно вовсе отбросить сомнения. – Никогда не сомневается только дурак. – Вот-вот. Я тебе поверила тогда, правда-правда. Это было совершенно невероятно, то, что ты рассказал, но строго логично. Ты не представил никаких доказательств, но я сама их видела, слышала… А теперь и ощутила. Ты – другой, совсем другой. То, что было между нами, было именно между мной и тобой, Гриша. В темноте я не видела лица, но твои руки гладили не так, и губы не так целовали… Все так сложно, запутанно… Но хорошо. Я, наверное, влюбилась. – В кого? – улыбнулся Григорий. – В тебя… Знаешь я всегда хотела, чтобы Василий был таким, как ты, – сильным, смелым, твердым, уверенным. У него это не получалось, хоть он и пытался, но лишь срывался, то в запой уходя, то… вообще… А тебе не надо стараться, тужиться – ты именно такой, каким должен быть. Знаешь, как девчонки рассуждают: вот, если бы взять Колю, да ему мозги Игоря, да решительность Славки… Идеальный получился бы парень! Но эти глупые девчоночьи мечты сбылись – для меня одной. – Ты меня не знаешь… – Узнаю… – Я вредный… – Да и я не ангел. – Холодный… – А я тебя согрею… Прошушукавшись допоздна, они заснули в первом часу. День удался. Ночь – тоже… Из мемуаров С.М. Исаева «Страницы истории 32-го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка»: |