Онлайн книга «Добро пожаловать в Некрополь»
— Здравствует! — Бдительность усилить не призывает? — А как же. Призывает. Но на провокации поддаваться не рекомендует. — Эх, вынуть бы их из тёплых кабинетов — и к нам, в блиндажи… Чтобы собственными глазами поглядели на эти, так сказать, провокации! — Согласен. Разрешите выполнять? Они оба рассмеялись. — Что радист? Соглашается работать на нас? — А куда ему деваться? — вопросом на вопрос ответил Сурженко. — Что ты всё спрашиваешь и спрашиваешь? Кто, чёрт возьми, из нас начальник? Так что давай докладывай. Как положено по уставу. Кратко, по существу! — Есть! — улыбнулся Ковалёв, давно досконально изучивший весёлый нрав своего командира. — Пришлют к нам человека. Сегодня же. — Кого, если не секрет? — Капитана Ковальчука [6] . — А… Иван Иваныча. Знаю такого. Мужик, что надо! Кремень! 9. Там же, 20:00 21 июня Любая машина, появляющаяся на единственной дороге, ведущей к хутору Волчий Перевоз, летом была видна издалека. Её выдавал огромный столб пыли, поднимающийся позади движущегося транспорта. Так было и в этот раз. Сначала — «песчаная буря», затем — автомобиль. За его рулём — сержант госбезопасности, справа, рядом с ним — дюжий мужчина средних лет, рано начавший седеть и лысеть. В тёмно-синих петлицах шерстяного френча цвета хаки с накладными карманами — продольный серебряный жгут, на каждом из рукавов — по три шитых серебром звезды. — Капитан госбезопасности Ковальчук, прошу любить и жаловать! Филипп Андреевич услужливо приоткрыл дверцу машины и козырнул: — Заместитель начальника отряда по разведке капитан Ковалёв. Тот — капитан, и этот — капитан. Один служит в НКВД и второй — тоже, а положеньице разное. Госбезопасность — серьёзная структура, тягаться с ней тяжело даже могущественным и влиятельным погранвойскам. — Капитан Ковальчук. Можно просто — Иван Иванович, — скромно, без лишней помпы представился приезжий. — А где Георгий Георгиевич? — У себя в кабинете! — Накрывает стол? — Так точно. — Не откажусь с дороги, не откажусь… — Проходите… Сюда, пожалуйста… Встречайте дорогого гостя, товарищ подполковник. — Иван Иваныч! — как лебедь раскинул в стороны длинные руки-крылья гостеприимный хозяин. — Сколько лет, сколько зим? — Всего-навсего два года. Если мне не изменяет память, последний раз мы встречались летом тридцать девятого. На Всесоюзном совещании. — Так точно, Ваня, так точно. Надеюсь, мы по-прежнему на «ты»? — Конечно, дорогой Георгий Георгиевич. Как жизнь? — Нормально. — А служба? — Тоже ничего… Здешний люд нам шибко помогает. Увидят чужого или заметят что-то подозрительное, сразу сигнализируют куда надо. — Мне нравы наших людей знакомы не понаслышке. Я местный, Жора. — Да? Извини, не знал… — Моя родная деревня всего в пятидесяти километрах от этих мест. Кашовка [7] , может, слыхал? — Никак нет. — Я слышал, — вмешался в разговор старых знакомых Филипп Андреевич. — Когда мы ездили на полигон в Повурск, то по дороге останавливались в Софьяновке и собирали грибы. А Кашовка — рядом. — Так точно. В речке нашей купались? — Стоходе? — Ага. — Нет. Не пробовал. Сентябрь уже был. Не жарко. — Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать? — вспомнил о своей миссии Сурженко. — Ты что будешь, Ваня? — С удовольствием выпью грамм двести нашей полесской горилки. Если есть, конечно. — Есть, Иван Иванович. Для тебя всё есть! Подполковник достал из шкафа выпуклую стеклянную ёмкость времён Российской империи, до краёв наполненную мутной жидкостью, и поставил её рядом с закупоренными бутылками «казёнки». На разлив, как и полагается, определили младшего по званию. — Ну, за что пить будем? — справившись с задачей, поинтересовался Ковалёв. — Сначала за встречу. Потом за победу… — Какую победу? Война ещё не началась, — вставил свои «пять копеек» Филипп Андреевич. — Затем — за прекрасных дам, — проигнорировал его реплику Ковальчук. — Та будет последней — больше трёх не пью. А относительно войны вот что я скажу, братцы. Её не избежать. Хотим мы этого или нет. А будет война — будет и победа. Наша победа! 10. Там же, ещё через полчаса — После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать… — зевнул Сурженко. — У нас был не обед — ужин. Поэтому спать сегодня вряд ли доведётся, — развил и углубил его мысль Ковальчук. — Это точно! — уж больно кисло улыбнулся Ковалёв. — А может, всё-таки кемарнём немного? Сейчас — двадцать тридцать, эфир — в три часа ночи… Как по мне, вполне достаточно для того, чтобы отдохнуть после тяжёлого трудового дня. — Нет. Я так не могу, — авторитетно возразил Иван Иванович. — Или восемь часов, или ничего. — Восемь часов сна для пограничника роскошь, — стал на сторону своего зама по разведке Георгий Георгиевич. — Немного подремать — лучше думать будем. — Я буду бодрствовать, а вы — как хотите. Только, перед тем как лечь спать, потрудитесь распорядиться, чтобы ровно в полночь сюда привели обоих диверсантов. — Есть! 11. Там же, 22 июня 1941 года, 0 часов, 1 минута — На каком языке вам удобнее разговаривать: на русском или немецком? — А вам? — подозрительно покосился на чекиста Фишер. — Естественно, на родном. Пленные переглянулись. — Нам тоже, — выразил общее мнение Вилли Штофф, рана которого быстро заживала. Теперь он мог уже и сидеть, а не только лежать. — Яволь… Шпрехе Дойч… Я — капитан госбезопасности Ковальчук. Как и вы, кадровый разведчик, диверсант. Поэтому буду предельно откровенен. — Это хорошо, — скривил рот в улыбке радист. — Как вы думаете, не обломает ваш долбаный фюрер о матушку-Россию свои кривые зубы? — Нет. Не обломает. Держу пари, к концу осени он будет принимать парад доблестных германских войск на Красной площади, — зло блеснул синими глазами Курт. — Поэтому вам лучше отпустить нас. Как говорят русские, зачтётся! |