Книга Синдром Настасьи Филипповны, страница 35 – Наталья Миронова

— Потому что ты лучшая переводчица на свете! — с гордостью заявила Юламей и тут же нахмурилась: — Я не хочу, чтобы ты так много работала. Теперь я буду деньги зарабатывать. Можешь смело отказаться от половины заказов.

— Не получится. — Элла грустно улыбнулась. — Тут система такая: или берешь, что дают и сколько дают, или не получаешь ничего. Да и не могу я не работать. Привыкла, втянулась. Я, как та старая кляча: если меня выпрячь, я рухну.

И Юламей, как в детстве, обняла ее со словами:

— Мамочка, ты не старая, ты новая!

Элла отвернулась, чтобы дочь не видела ее слез.

Только в одном Юламей пошла навстречу матери: уже после переезда на новую квартиру сдала экстерном школьные экзамены и получила аттестат. Элла все надеялась, что когда-нибудь она одумается и поступит в институт.

В один из первых же дней после выхода на работу и переезда в новую квартиру, Элла встретила Лещинского. Он ждал ее около главного филологического корпуса.

— Как ты здесь оказался?

— Приехал, — пожал он плечами. — Приехал, как только узнал. О процессе трубила вся мировая пресса. Я приехал, как только смог. Звоню в квартиру: говорят, вы переехали. Спрашиваю: куда? Никто не знает.

— Мы ушли в подполье, — безрадостно усмехнулась Элла. — Нам угрожали. Мэрия в виде исключения дала нам новую квартиру.

— Как она? Как Юля?

— А ты как думаешь? Ее изнасиловали трое ублюдков… как меня в свое время.

— Четверо, — машинально поправил ее Лещинский.

— У четвертого, как сказал наш следователь, «машинка не сработала». И за это можно бога благодарить, — добавила Элла. — Извини, я на работу опаздываю.

— Дай мне ваш адрес, — попросил он.

— Нет.

— Элла!

— Мне нужно идти.

— Хорошо, давай встретимся после работы. Ты когда заканчиваешь?

— Около шести.

— Я буду ждать тебя здесь. Вот моя машина. Запомнишь?

— Феликс, это неудачная мысль…

— Иди, а то опоздаешь. Я буду ждать.

Они встретились. Феликс предложил поехать в кафе «Шоколадница». Таких кафе теперь развелось по городу великое множество, и там подавали настоящий шоколад, такой, как ее глаза.

Элла стала отказываться, но он настоял на своем. Она так и не решилась рассказать ему о своем телефонном разговоре с его женой в августе девяносто восьмого. Сказала только:

— Я звонила, хотела тебя поблагодарить, но тебя дома не было.

Он рассеянно кивнул.

— Расскажи мне о ней.

— Ей очень тяжело. Она пока так и не оправилась. Школу бросила, прячется дома. Травмы зажили, но только не душевные.

— Я бы этих гадов на части порвал. Дай мне с ней увидеться.

— Нет, Феликс, это уж совсем неудачная мысль. Юля ненавидит мужчин… как я в свое время. И ты ей ничем не поможешь.

— Я ее отец.

— Нет, ты человек, от которого я произвела ее на свет. Донор спермы. Прости, что я так говорю, но это так и есть. Если бы в те годы в стране существовало искусственное оплодотворение, я бы им воспользовалась. Извини, я вовсе не хочу делать тебе больно.

— Ты тоже до сих пор ненавидишь мужчин? — с вымученной улыбкой спросил Феликс.

— Нет, я немного смягчилась, — призналась Элла. — Только ты не заносись, мне просто повезло. После несчастья с Юлей я встретила нескольких замечательных мужчин.

— Сразу нескольких? — грустно усмехнулся он.

— Это не то, что ты думаешь, — нахмурилась Элла. — Фу, какая глупая фраза! Так говорят все мужья в американских фильмах, когда жены застают их с любовницами. Но это действительно не то, что ты думаешь. Мне попалось и немало сволочей обоих полов. Но был, например, врач «Скорой помощи»… Он позвонил в милицию и заставил их опечатать место преступления. До сих пор помню, как он их материл. И в Склифе были замечательные врачи, и профессор, который Юле глаз спасал, и следователь нам попался замечательный… Да, представь себе. Но лучше всех был наш адвокат. Ямпольский. Мирон Яковлевич Ямпольский. Запомни это имя. Если бы не он, мы могли бы проиграть процесс.

— Запомню, — кивнул Феликс. — Они подавали апелляцию?

— А как же! Конечно, подавали, но ее отклонили. Погоди, еще и кассация будет. Они не хотят, чтобы их дети сидели в тюрьме, да еще по такому обвинению. Но Ямпольский мне сказал, что кассационную жалобу тоже отклонят. Дело на особом контроле. Да, я еще забыла рассказать, как нам помогали мои бывшие студенты. Нас в суд и из суда на посольских машинах возили. У подъезда посольская охрана стояла.

— Это я знаю, — сказал Феликс. — Об этом вся мировая пресса писала. Наш МИД протестовал против вмешательства во внутренние дела.

— Лучше бы он организовал милицейскую охрану, — с горечью заметила Элла. — Но нет, у них вечно кадров не хватает. Ладно, расскажи о себе.

— А что обо мне рассказывать! — отмахнулся Феликс. — Мне кажется, если бы я мог поговорить с Юлей…

— Было бы только хуже, — закончила за него Элла. — Поверь мне: что ей сейчас меньше всего нужно, так это возникший из ниоткуда отец. Возвращайся на работу. У нее со временем все пройдет.

— Может, ты мне хоть напишешь? — умоляюще попросил Феликс.

— А если письмо прочтет твоя жена? — напрямую спросила Элла.

— Я дам тебе электронный адрес. У тебя ведь есть электронная почта? — Элла кивнула. — Можешь не беспокоиться, твои письма буду читать только я. — Он вынул визитную карточку и написал на обороте электронный адрес. — Давай я подвезу тебя до дому.

Он подвез ее, но Элла на всякий случай попросила высадить ее за квартал от дома. С тех пор они стали переписываться.

Элла написала ему, какую работу нашла себе Юля. Он встревожился не меньше, чем она, но Элла заверила его, что Юля стала более спокойной и работа ей нравится.

Никто из них — и меньше всего сама Юля — не понимал, что именно привлекало ее в новой работе. Вышагивая по подиуму, она бессознательно посылала публике определенный сигнал: «Руками не трогать. На меня можно только смотреть». Именно это ей и нравилось — ощущать дистанцию, чувствовать себя неприкосновенной, недоступной, далекой, как звезда. Это давало ей спокойствие и уверенность в себе.

У нее сформировались странные вкусы. Она полюбила Дженис Джоплин и готова была слушать ее песни часами, а обожаемую матерью Эллу Фицджералд воспринимала с вежливым равнодушием. Случайно увидела где-то репродукцию с картины Джексона Поллока и буквально сошла с ума, стала выискивать в Интернете его картины, старалась узнать о нем все, что только можно.

— Что ты в них находишь? — робко спросила Элла, глядя на немыслимые разводы.