Онлайн книга «Путешествие на высоту 270»
|
Домой я возвращаюсь уже в полной темноте. На звонок дверь открывает Мустафа. Он ворчит обвиняюще: – Мать ждала тебя – что ты так поздно? – Отец еще не вернулся? – спрашиваю. Он произносит «нет» таким странным голосом, точно горло полощет. Закрывает дверь и идет в дом следом за мной. В комнате Ройя в обледенелом окне ладошкой расчистила кружок, чтобы смотреть на улицу. – Мать хотела меня за тобой посылать, – продолжает ворчать Мустафа. – Ты бы говорил ей, куда идешь, а то где я тебя буду искать в темноте? Я украдкой показываю Ройе язык и отвечаю Мустафе: – А ты только ворчать умеешь, да? – Что ж, я вру, что ли? – продолжает Мустафа, но я больше не обращаю на него внимания. Отряхнувшись от снега, вхожу в комнату, Ройя бросается в мои объятья. Так, обнявшись, мы вместе садимся и смотрим, как мать читает намаз. Мать хмурится, косится на меня и, читая молитву, повышает голос: – …кроме тех, на кого гневаются!.. Я прижимаю лицо Ройи к своему уху, и она морщится: – Ух! Холодный!.. Встав на ноги, я подхожу к керосиновой печке посреди комнаты. Снимаю куртку и бросаю ее в угол. Учебник физики падает на пол. Меж тем вошел Мустафа и занялся своими уроками. Мать завершает намаз словами «Салам алейкум ва рахматулла» и резко поворачивается ко мне: – Если так поздно приходишь, хотя бы предупреждал! Я вся извелась… С тех пор, как я вернулся с фронта, со мной все носятся как с писаной торбой. А мать прямо нянчится со мной, как с малышом. Улыбаясь, я сжимаю Ройю в объятиях: – Привет, мама! – Привет приветом, а где ты был? – К друзьям заходил. Мустафа хмурит брови: – Предупредил бы – и заходи. Я кладу голову Ройи себе на плечо и отвечаю: – Решай знай задачки и не суй свой нос. Мустафа ворчит что-то и листает тетрадку. Мать вновь поворачивается в сторону киблы и негромко повторяет: «Хвала Аллаху! Аллах преславный!» Ройя бежит за своей куклой, у которой не хватает одного глаза. – Братец, давай поиграем! – Сейчас не хочу, – отвечаю ей, – попозже. Она садится верхом на мою ногу и сажает куклу на пол, выпрямляя ей ноги. Мать складывает молитвенный коврик, продолжая бормотать молитвы. Складывает и убирает свою молитвенную чадру. Садится возле самовара и наливает мне чаю. – Так где ты был? Тон ее смягчился. Она ставит чай возле моих ног и садится напротив. Мустафа, словно он ждал, пока мать закончит намаз, подходит к телевизору и включает его. Я смотрю на него осуждающе, но он притворяется, будто не видит моего взгляда. Лег животом на свой учебник и уставился в экран. Мать спрашивает его: – Ты уроки делаешь или телевизор смотришь? Мустафа на такие вопросы предпочитает не отвечать, и мать снова спрашивает меня: – Так где ты был? – Да говорю: зашел к ребятам. Она недоверчиво смотрит на меня: – И что они тебе сказали? Я изображаю равнодушие и спокойствие. – А они оба ушли на фронт. – Кто это? Кто они такие? – спрашивает мать. – Ты их не знаешь, – отвечаю я. По телевизору показывают боевые действия и призывают народ вступать в ряды вооруженных сил. Картинка всё время меняется. Вот иракские солдаты с белым платком в знак капитуляции маршируют, выстроенные в колонну по одному, вот старик повязывает молодому солдату повязку на лоб, вот бесконечная колонна иранских добровольцев, а вот залпы орудий. Мать переключает канал. – Зачем ты переключила? По другой программе кошка и небольшая собака гоняются друг за другом и катаются кубарем, а чей-то голос рассказывает о дружбе кошек и собак. Мать опять переключает канал, и Мустафа протестует: – Оставь уж тот, на этом ничего нет! Я поднимаюсь, беру свой учебник физики и выхожу в другую комнату. Я должен ехать на фронт. За прошедшие два дня я решил это твердо. Раздается звонок в дверь. Я слышу голос матери: – Беги открывай, а то отец звонок оборвет. Потом слышу, как Мустафа побежал открывать. Я встаю и сажусь на корточки. Неожиданно включается телевизор, и мать вскрикивает: – Убавь звук, дочка! Чего ты вдруг включила? Слышен стук входной двери и крик Ройи: – Папа! Папа пришел! – Чертова метель! – ругается отец. Я выхожу из комнаты. Отец размотал шарф и повесил его на вешалку. – Привет, отец! – Привет, дорогой, как твой экзамен? Сдал или нет? Отец сегодня в настроении, иначе не спросил бы об экзамене. Я уверен, что он не знает, в какой именно день у меня экзамен. И спросил он лишь из благодушия и не ждет ответа. – Сдал вроде неплохо! – отвечаю я. – Учись, парень, учись, чтобы приняли в институт. – Отец снял пальто. – Не отставай от других, а то скажут: не взяли его, потому и на фронт ушел. Не стань таким как я: темным и неученым. Отец потирает руки над керосиновой печкой. По телевизору передают новости, репортаж об отправке на фронт. Отец ставит ноги по бокам обогревателя и наклоняется над ним. Мать занята самоваром. – Выпей чаю, – говорит она отцу, – согрейся. Отец снял брюки, под ними его старые, потерявшие цвет кальсоны. Ройя не отрывает глаз от отца и ходит за ним как привязанная. Мустафа украдкой тоже следит за отцом. Отец сует руку в карман пальто и достает две шоколадки, одну отдает Ройе, а вторую кидает на учебник Мустафы. Мустафа подчеркнуто не берет ее, и отец говорит: – Это тебе, возьми. На экране диктор объявляет: – Штаб экономического регулирования принял решение ввести купоны… Отец и мать внимательно слушают, и отец поднимает руку, предупреждая нас всех молчать. Когда сообщение дочитывают до конца, отец шумно выдыхает, а мать ставит перед ним стакан с крепким чаем. Он берет стакан в обе ладони так, словно хочет согреться его небольшим теплом. Потом подносит стакан к губам и жалуется: – Чертова поясница, по-прежнему болит! Отец морщится. Зажмуривает глаза, а щеки его подтягиваются кверху. Потом он язвительно смеется, вспомнив о чем-то, и, поставив стакан с чаем, читает мне стихотворение: – Возраст пятьдесят придет, И вся силушка уйдет! Он смеется, потом продолжает жаловаться: – Я – всё: считай, вышел из строя. Чертова боль в спине всю жизнь мою забирает. То схватит, то отпустит: начинается под поясницей и идет вверх между лопаток. |