Онлайн книга «Изнанка»
|
И вот уже на протяжении двух недель Рысцов по полчаса в день подвергался искусному шаманству. Аракелян заверил его, что в состоянии гипноза иногда выходят на поверхность забытые события и опыт прежней жизни, о которых зачастую сами мы и не подозревали. Резко ослабляются внутренние механизмы в организме человека, в том числе и механизмы торможения, потому есть возможность докопаться до дальних уголков памяти и выудить оттуда что-то интересующее Таусонского. Считая затею близкой к брутальному оккультизму и барабашничеству, Рысцов согласился, но выдвинул непременное условие – записывать все сеансы от начала до конца на видео, чтобы он потом мог просмотреть, что наболтал в беспамятстве. Наболтал он, надо заметить, немало любопытного. Рассказал во всех подробностях, как в шестом классе с однокашниками выставил дверь в учительскую и забрызгал весь кабинет оранжевой краской в отместку за «неуд» по поведению за полугодие. Также всплыли несколько постыдных сексуальных неудач в отрочестве, наложившие, оказывается, глубокий отпечаток на психику и послужившие толчком к развитию легкой формы латентного аутизма. Обнаружились четыре измены Светке. Все, что хоть как-то их оправдывало, произошли в течение последнего года их совместной жизни, когда отношения уже не подлежали реставрации. Причем вторая по счету измена была особо выдающейся – девка оказалась наркоманкой на третьем месяце беременности, западающей по оловянным солдатикам и Стенли Кубрику... Эту запись Рысцов стер и чуть было не уехал из Каспли прочь, нахамив откровенно потешающемуся Таусонскому и одарив Андрона с его обидной крепкозубой улыбкой взглядом висельника. А во время одного из тестовых сеансов Валера даже торжественно заявил, что больше никогда не будет воровать мелочь из карманов в раздевалке бассейна. Жуть... Никогда не кладите голову в пасть гипнотизерам! Меж тем искомых результатов мозготерапия покамест так и не принесла. Ответы на вопросы, интересующие Павла Сергеевича, если они вообще существовали, оставались глубоко в закромах памяти Валеры. Хмурившийся все больше изо дня в день профессор намедни заявил, что проведет еще три-четыре сеанса и, если ничего не удастся выяснить, он умывает руки. Рысцов чуть прибавил звук и вслушался в собственный лепет... «...не знаю. Со мной Сти, Борис и Роберт. Леонида оставили снаружи». «Где вы находитесь?» – спросил Аракелян. Валера-экранный встал с кресла и прошелся по комнате. Камера вильнула за ним. «Мы в эсе. Кажется, это какое-то подземелье». «Что ты видишь вокруг?» «Разве бывают такие занудные женщины?! Это противно и унизительно, в конце концов!» – Рысцов-экранный вскинул руки и забавно потряс головой. Ну вот, опять комплексы поперли... Аракелян терпеливо повторил вопрос. «Мы идем вперед... Темно... Нет, не совсем, конечно, темно, просто – полумрак. Фонари висят вдоль стен. Или факелы? – Валера-экранный с удивлением посмотрел куда-то за камеру, видимо, на Аракеляна. – Не знаю. Свет неяркий, желтый». «Куда вы идете?» «Вперед». «Действие происходит в Москве?» «Да». «Вы что-то ищете?» «Нет». «Кого-то ищете?» «Да». «Кого?» «Человека». «Кто он – этот человек?» Рысцов-экранный задумался, пощипал двумя пальцами переносицу, провел рукой по виску, будто искал дужку очков. Наконец ответил: «Этот человек спит. Он... он... не знаю». «Что сейчас ты видишь вокруг себя?» – настойчиво спросил Альберт Агабекович. «Стены. Светильники. Мы идем вперед». «А теперь давай вспомним, что случилось через пятнадцать минут?» – голос профессора стал осторожным. Валера-экранный присел на подлокотник кресла и положил ногу на ногу. Подпер подбородок кулаком и отрешенно уставился на собственный носок. Безучастно сказал: «Он спит. Его мучают сомнения. И... ему больно». «Кто он?» «Он... Не знаю». «Это мужчина?» «Боль. Сожаления. Бездна», – невпопад откликнулся Рысцов-экранный и встал. Неожиданно быстро метнулся в сторону – камера еле успела отследить движение. Он присел на корточки возле печи и обхватил голову руками. Закачался взад-вперед, простонал что-то нечленораздельное, упал на четвереньки. «Что теперь происходит вокруг?» – произнес за кадром Аракелян. «Полутьма... Длинный тоннель, крики...» «Чьи крики?» «Человеческие! Больно! Не надо... оставьте!» Валера-экранный забился в истерике на полу. Жутко было наблюдать, как взрослый мужчина с гримасой ужаса на лице кусает побелевшие костяшки своих пальцев и трясется в мелкой судороге. Плачет. «Успокойся, – мягко сказал профессор. – Сейчас я начну считать до десяти...» Рысцов выключил запись. Ехидное настроение улетучилось. После просмотра на сердце будто осела какая-то колкая пыль, и каждый удар отдавался неприятным ощущением. Странно все это. Быть может, что-то действительно таится в толще его памяти, на волглом дне души? Нельзя же придумать такую боль и отчаяние, которые исказили его лицо в конечной фазе сеанса. Или можно? Сам дьявол, поди, толком не ведает, что у нас скрывается во вселенной, имя которой подсознание. Вдруг он и впрямь видел нечто. Испугавшее... А потом его каким-то образом заставили забыть это. Зачем? Что он мог видеть в... мрачном тоннеле? Кто этот спящий человек? Друг или враг? Отчего ему так мучительно?.. Валера вздрогнул от тягучего скрипа открывающейся в сенях двери. – Эй, кролик подопытный, ты не помер еще со скуки? – раздался громогласный басок гения freak-режиссуры. Рысцов не ответил на подначку и попытался придать лицу суровый вид. – Я тебе морковку принес, кролик, – заявил Андрон, вваливаясь в комнату и бросая на лавку пудовый тулуп. – Засунь ее себе знаешь куда... – посоветовал Рысцов, кося глазом на жизнерадостного Петровского. – Как хочешь, – пожал полечами тот, не переставая лыбиться, и извлек из сумки сеточку с морковкой. – Вот, выменял на базаре. Суп буду варить. – Суп-раскольник? Экс-режиссер посмотрел на Валеру и, выгнув правую бровь надломленной параболой, констатировал: – Смешно. – Где Павел? – Они с профессором ушли на холмы. Беседуют о смысле жизни после смерти, кажется. Петровский пригладил короткие волосы, нахлобучил бессменную голубую шляпу и, прихватив сеточку, удалился в сени. Оттуда незамедлительно раздался звон кастрюль, крепко сдобренный матерными присказками. Одна морковка осталась на полу. Рысцов нагнулся и поднял ее. |