Онлайн книга «Десять посещений моей возлюбленной»
– Широкоэкранное? – Да, – говорю. – А, – говорит. – Значит, у нас тут не покажут. – Оно еще дня три будет идти, не меньше. – Может, приедем с Дуськой… Но не знаю. – Приезжайте, – говорю. – Назад вас отвезу. Втроем поместимся на мотоцикле. – Не знаю, – говорит. – Сено начнем косить… Может, уж завтра. Если, конечно, папка до утра проспится. – А чё он, выпил? – Да уж неделю, – говорит, – не просыхает. Сегодня вовсе – именины. – А. Ты Петровна? Или Павловна? – спрашиваю. – Петровна, – отвечает. – И ноги ему на войне как раз в этот день, в Петров, оторвало. – Он чё, безногий? – Да… Я с ним не буду больше разговаривать… То уж не пьет, не пьет, а то уж… Мышь летучая мелькает. Как привидение. Только не в белом. Ладно, маленькой ее Природа сотворила. Будь бы с коня, она тут пролети-ка. Вспомнив про муравьев-охранников, про мышь подумал вдруг. Чтобы не думать о другом – о чем-то, в облако как будто скрытом. Собаки лают. В разных углах. Я их, скорей всего, встревожил. Далеко где-то окно светится во мраке. Рыжее. От лампы керосиновой. Нет электричества в Черкассах. Дизель-то есть, наверное, – солярку экономят. Кемь шумит на перекате где-то – тихо так – доносится издалека. Где-то удод кричит, в какой-то мочажине. Над воротами – надвратица тесовая двускатная с резным карнизом. Капает с нее. Между нами. Раскрыл я полы плаща. – Подходи, – говорю. Дрожит у меня голос – предатель. Еще и уши, как у Рыжего, не покраснели ли? Тогда совсем уж. Сам на себя смотрю теперь – как на другого, постороннего. Стоит Таня на месте, не приближается. Сделал шаг, подступил к ней, полами плаща укрыл ее с боков. Осмелился. Лицом к ней, к Тане, но гляжу при этом на ворота – как не заблеять бы, дошел уж. – А он, безногий-то, чё, косит? – спрашиваю. – Косить не косит, – говорит Таня, – но на покос с нами ездит. – Зачем тогда? – Литовки нам срезает да за костром следит, чай кипятит, обед готовит. Ну, иногда немного и покосит. Устает быстро, – говорит Таня. – Протезы нехорошие… тело кровянится под ними. – А ходит-то?.. Как до покоса добирается? – Мама нас всех на мотоцикле туда возит. – Какой у вас? – «Урал». – Ого. – И я на нем умею ездить. – Чё, за рулем?! – Ну да. – А далеко покос у вас? – Да нет, не очень. И на тележке больше он… не на протезах. Рядом Таня. Совсем. Не вижу глаз ее. Бровь ее чувствую щекой. И ресницы – когда, моргая, на подбородке ими чертит что-то мне, как кисточкой. Запах ее волос и кожи – как от земли и от тайги весной шалый зверь, переживший зиму, – втягиваю. – Мне маму, – говорит, – жалко. Не из-за себя. – Понятно, – говорю. И задыхаюсь. От неизвестного доныне. Дышет Таня мне в горло, а мне его как будто перехватывает: сглотнуть пытаюсь – не могу. – А расскажи, кино про что? Любовное? – спрашивает Таня. – Ой, его долго пересказывать. – А ты торопишься? – Лучше смотреть. Да нет, не тороплюсь. – О чем? – Про короля и Анжелику. – Ну, это ясно. По названию. Зарычала в ограде собака, цепью загремела. – Это Соболь, – говорит Таня. – Свои, Соболь, спи. Затих Соболь, перестал греметь цепью: сразу уснул, наверное, повиновался. – Старый? – Старый. Мой ровесник. – Смешно, – говорю. – Что смешно? – Ты же не старая, а он – ровесник. Что сказал, и сам не знаю. Глупый, так про меня, наверное, подумает. Раньше бы было все равно мне. – А ты видела, – спрашиваю, – «Анжелику, маркизу ангелов»? – Нет, – говорит. – Ну, – говорю. – Во Франции дело было. В каком-то веке. Не сейчас. Король Людовик. И маркиза Анжелика. Ничего вроде, красивая. Но мне такие не нравятся… другие. – Как кто? – Из наших?.. Как Варлей. – А из не наших? – Пола Ракса. – А я такую и не знаю. – А ты похожа на нее. – Да?.. Интересно. – Ты, – говорю, – «Ноктюрн», кино было, не видела? – Нет, – говорит. – А – «Зося»? – Да. – Ну, вот. – Не знаю чё-то, сходства не заметила… Ну и?.. – Что?.. А, про Анжелику… Ну, в общем, так… Муж ее погибает на войне. Она едет жить в его имение. Король крутит с мадам де Монтеспан, но влюблен при этом в Анжелику. И тут приезжает во Францию какой-то важный турок, с которым Людовику надо обязательно заключить выгодный договор. Дипломаты его сделать этого не могут, и король хочет послать к турку Анжелику. Та соглашается помочь королю и прибывает в Версаль. Мадам де Монтеспан думает, что Анжелика собралась увести у нее Людовика. Тот возвращает Анжелике в Париже дом ее первого, будто бы казненного им когда-то мужа. Турок, увидев Анжелику, втюривается в нее по уши и пытается ее… это… но она сопротивляется. На помощь ей приходит неизвестный разбойник, который оказывается венгерским принцем. Анжелика втрескивается в разбойника и становится его любовницей. Король в гневе. И понятно. Потом турок просит короля подарить ему Анжелику. Тот отказывает, намекая, что у них с Анжеликой вроде как шуры-муры. Хотя это и неправда. Ревнивая мадам де Монтеспан пытается отравить Анжелику, но у нее это не получается. Потом оказывается, что бывший, первый муж Анжелики живой, и она собирается его отыскать. – И все? – Ну, в этой серии вроде и все. – Интересно, – говорит Таня. – Интересно, – говорю я. Коротко пересказываю ей, Тане, и «Анжелику, маркизу ангелов». Несет меня – подвираю. Рыжий бы отдыхал. Не к добру вспомнил. Внимательно Таня слушает. С ноги на ногу переминается. И я. Часто встречаемся коленями. Делаю вид, не замечаю будто этого. А сам движение ее ловлю любое, и вздох – конечно. Как не похоже это на меня. Пересказываю Тане фильм, а сам лицом склоняюсь ниже – как бы случайно – к губам ее хочу приблизиться губами. Рядом они. Но прикоснуться к ним не смею. И колотить меня вдруг начинает – как больного. Больной, наверное, и есть – так расхворался. |