Онлайн книга «Десять посещений моей возлюбленной»
Чуть отдышались, Рыжий предлагает: – Может, хорька к кому-нибудь загоним? – Оголодал? – Да ради интереса. – В чей огород? – Хоть в чей. – К Люське Маркеловой? – Можно и к ним. А ты бы после ее вызвал. – И накормил ее, твою красавицу, их же горохом или огурцами?.. Ты это здорово придумал. Нет, не хочу. – Ну, в клуб пойдем? – А чё там делать? – А чё там делают!.. Обычно. Хоть поиграем в бильярд. – Ага. В субботу-то… Там мужики… На водку состязаются. Обычно. До биллиарда не пробьешься. – Ну, тогда, может, медовухи вынесешь… немного… То меня только заусило. – Нет, не сегодня. – А когда? – Ну, будет время, – говорю. – Мне, кровь из носу, надо бы в Черкассы… – А-а, – говорит Рыжий. – Пешком пойду… Я обещал ей. – А чё парней не попросил… Отвез бы кто-нибудь. – Да неохота. Молчим. Далеко где-то гармошка играет, поют песню На муромской дороге стояло две сосны – с сеном отставились, так отмечают. – Подожди, – говорит Рыжий. Сказал так, окурок бросил в палисадник и пошел. – Ты куда? – спрашиваю. – Да тут… я счас. Не уходи. В Городской край, вижу, направился. За углом больницы скоро скрылся. Сижу. Жду – чего, и сам не понимаю. С листьев березы часто капает. И мне на плечи попадает. Чтоб пересесть или чуть сдвинуться – нет и на это даже настроения, терплю. Полчаса прошло, не больше. Слышу: топот. Едет, вижу, кто-то на гнедом коне. Подъезжает, под березой нашей останавливается. – Чё вытаращился? – спрашивает. – Ты откуда? – удивляюсь. С коня спрыгнул, за повод его держит. – Мерзляковых, – говорит, – знашь? – Это каких? – Да кержаки-то. – Они, Мерзляковы, – говорю, – все кержаки. – Да в Городском краю живут, рядом с Пашкой Сотниковым. Дочь их, горбунья, в восьмом классе… – Знаю, – говорю. – Гость к ним из Ворожейки приехал верхом. Уже три дня у них гарцует, – говорит Рыжий. – Коня возле ворот держит, травы ему только приносят. И тятя с ними пил вчерась, домой чуть тепленький приперся. Метал стожок-то сёдня – помирал. С седлом вон даже. Поезжай. – Да я куда на нём?.. И где оставлю его там? – И стремена вон медные, почти что золотые… В лесу привяжешь… где-нибудь, перед деревней. – Да уж. Рыжий задумался. И говорит: – Черный, с тобой, ли чё ли, прокатиться? – Давай. – Я, чур, в седле. – Ну, ладно, – соглашаюсь. Запрыгнул Рыжий в седло. Сидит. Ему папахи только не хватает. – Ты подожди теперь… Сейчас я, быстро. – Куртку какую-нибудь мне вынеси… А то в рубахе-то – прохладно… ишшо вспотел вон, дак и вовсе. Проехал чуть, и уже чувствую… Забежал я в ограду, взял в гараже брезентовую куртку и солдатскую фляжку, подаренную мне когда-то моим самым старшим братом Геной, пошел в подсобку, налил там папкиной кружкой во фляжку медовухи – полную, в карман ветровки ее сунул. Вышел на улицу. И говорю: – Ну, чё, поехали? – Садись. Запрыгнул я со скамейки на коня, за спиной у главного наездника устроился. – Ты только рысью не гони… Да и галопом не пускай… то об седло я все себе раскокаю… – Да не боись, – смеется Рыжий, надевая куртку. Надел. Вцепился в куртку я – держусь. Стегнул Рыжий коня. Рысью тот под гору пустился. – Тише! – прошу. – Да тока здесь… Проверить надо, как он на ногу… Нормальный конь, и на ногу нормальный. На тракт выбрались. Едем. – Хочешь? – спрашиваю. – Чё? – отзывается Рыжий. Подаю ему фляжку. – А это чё? – А ты попробуй. – Ух ты! – попробовал. – Не разом всю! – Да нет, конечно! Отпил Рыжий сколько-то. Вернул фляжку мне. И я выпил. – Эх, хороша! – А ты как думал! – Васька давал Арынин… кислая. В ельник вступили лишь и песню тут же затянули: я одну, Рыжий другую – ничуть нас это не смущает. А медовуху в ельнике уже допили. В Черкассы въехали. Совсем стемнело. – Я уж, – говорит Рыжий, – тебя не стану дожидаться. То вдруг коня они там хватятся. – Ладно, – говорю, – езжай. – Дуське привет передавай. – Хорошо, – говорю. – Передам. – Пламенный. Может, и мне… Да нет, поеду. Рыжий, пришпорив коня пятками, обратно поскакал. А я подался к Таниному дому. В доме тихо. Света в окнах нет. Постоял минут десять. Посвистел. Никто не вышел. Ну, думаю. Слышу, мотор работает около клуба. Туда направился. Здесь близко. Клуб не велик, в нем нынче тесно. Девчонок восемь или десять. Парней чуть меньше. Лет от семнадцати, наверное, и младше. И Таня тут. И Дуся тоже. Сидят они рядом. Подошел к ним. Привет от друга Дусе передал. Та приняла, но посмеялась. – И ему, – говорит, – пламенный. Не довезешь? – Да попытаюсь. Возле радиолы, что стоит на тонких, длинных ножках, сидит девчонка. Симпатичная. Семиклассница, быть может, вряд ли старше. Та, которая, когда мы с Рыжим первый раз сюда приехали, танцевала со своей подружкой, в мамкиных, скорее всего, туфлях. Сейчас не вижу, в чем – под стулом ноги свои спрятала, в тени. Да в сапогах резиновых, наверное, – как по погоде-то. Пластинку только что вот поменяла. Падает снег. И это летом. Пошли мы с Таней танцевать. Смотрят все в нашу сторону. Никто больше, кроме нас, не танцует. Закончилась песня. Опять ее девчонка эта ставит. – Как, – спрашиваю, – ее зовут? – Кого? – А ту, которая за радиолой. – Черкашина Наташка, – отвечает Таня. – Очень хорошая, смешная. – Конечно, – говорю, – хорошая. |