Онлайн книга «Королевские камни»
|
— Но нужно, да? — Да. — Тогда… дождь шел. Здесь ранней весной дожди идут постоянно… и осенью тоже… вообще осень с весной очень похожи, но весной солнце более яркое, что ли… в тот день не было. И дожди шли давно, поэтому меня в дом забрали. Он сказал, что скоро все закончится… — Тебе? — И мне тоже. Я обрадовалась. Я так устала тогда, Райдо… и еще ребенок. Я поняла, что ребенок будет, но не хотела, чтобы он родился. И подумала, что будет замечательно, если нас наконец убьют. Я так долго ждала, когда же он решится… или нет, неправильно сказала. Ему не нужно было решаться. Он ведь не испытывал сомнений, когда собирался кого-то убить. Не решиться, а… — Определиться? — Именно. Определиться. Он был очень радостный. Сказал, что наконец-то все… — Что «все»? — Не знаю… я не подслушивала… я просто сидела… — В сейфовой комнате? — Да. — Это… нормально? — Он спрашивал так, точно извинялся, что подобное может считаться нормой. Однако сам вопрос… — Нет, — вынуждена была ответить Ийлэ. — Обычно меня держали или в подвале, или на улице… или в других комнатах, если ему хотелось. Он сам за мной пришел. И цепь снял. В подвале крюки есть, на них удобно закидывать было. Теплые пальцы скользнули по щеке, успокаивая. И тянет открыть глаза, стряхивая этот полусон-полуявь, затереть его, а то и вовсе избавиться раз и навсегда, но не время. Ийлэ не убивала. Почему-то сейчас становится важно доказать, что она и вправду не убивала… Дождь шел. В подвале всегда сыро было и холодно, но в тот день особенно. Ийлэ лежала. Тогда она почти все время лежала, свернувшись калачиком, сунув руки под мышки, глядя в стену. И самой-то стены этой не видно, потому что свечей ей не оставляли, но Ийлэ чувствовала близость камня. Иногда она протягивала руку, и пальцы ложились на осклизлые блоки, нащупывали между ними протяжки строительного раствора. Трещинки. Или вот железные штыри креплений, которые уходили в камень, словно корни в землю. Было время, когда она пыталась вырваться. Давно. Но теперь она смирилась. Привыкла. И так легче, если просто лежать, смотреть в темноту. Думать о том, что однажды она, Ийлэ, умрет. Вернется к земле. К корням. И к мертвому древу рода. Разве возможна мечта чудесней? Она и представляла себя мертвой, и старалась не дышать, смиряла стук сердца, которое, упрямое, не смирялось, но грохотало громче и громче, и в этом грохоте терялся скрип двери. Его шаги. Свет выдавал. Он не любил темноту, а потому брал с собой лампу. — Эй ты, жива? — спрашивал он и сам себе отвечал: — Жива. Живучая тварь… Он был привычно пьян. Запах виски мешался с иными ароматами, кисло-сладкими, едкими, от которых Ийлэ начинало тошнить, а быть может, и не от запахов вовсе, но от самой его близости. От боли, которой не избежать. — Ничего… скоро все… — Он пошатывался, и лампа в руке раскачивалась, желтые пятна света скользили по стенам, по полу, ослепляя. За ними сама его фигура гляделась черным силуэтом, точно вырезанным из бархатной бумаги. У мамы чудесно получалось вырезать силуэты людей… — Вставай, — велел он и лампу поставил на пол. — Ну же, пошевеливайся. Ийлэ поднялась. Ударит? Нет, не подошел даже, цепь снял, дернул так, что она едва устояла на ногах. И руки метнулись к ошейнику, к замку на нем, но пес сказал: — Веди себя хорошо. Он поднимался, не глядя больше на нее. И Ийлэ шла следом. Со ступеньки на ступеньку. Камень под ногами, камень под рукой. Дверь. Коридор. Свет ослепительно яркий после темноты подвала. Ийлэ замешкалась, и пес рванул цепь. Он не был зол или недоволен, он просто воспользовался моментом. Ему нравилось ловить такие моменты. И наблюдать за тем, как Ийлэ встает. — Какая-то ты квелая сегодня… — Он подошел и пнул под ребра, не сильно, и боль эта была привычной, у Ийлэ получилось не застонать. А плакать она к тому времени разучилась. Он же отвернулся и продолжил путь. По коридору. Минуя дверь за дверью, и все заперты, но Ийлэ отмечает этот факт равнодушно. Саднящие ребра ее беспокоят куда сильней. — Не пришел? — Дверь он открывает пинком и придерживает, позволяя Ийлэ войти. Это не любезность, просто еще одна возможность пнуть. Пинаться он любит. И сапоги носит высокие с квадратными носами и квадратными же каблуками, с подошвой резной, рисунок которой хорошо пропечатывается на коже. Ийлэ протискивается в щель между ним и стеной, ожидая удара. Не бьет. Это тоже своего рода игра, в которой он порой позволяет себе не использовать возможность, ему хватает страха Ийлэ. Только она устала бояться. — Еще нет. В комнате тесно. Она и без того невелика; а псы огромны, и теснота их злит, как и нынешняя покорность Ийлэ, но злость их вялая, беззубая. — Сядь там. — Конец цепи он набрасывает на крюк, на котором прежде крепился светильник. В углу спокойно. Тепло. За этой стеной спрятаны трубы, и тепла хватает, чтобы Ийлэ почувствовала, насколько замерзла. Ее бьет мелкая дрожь, и пес, который наблюдает, даже стоя вполоборота, занятый собственными делами, все одно наблюдает, улыбается. — И долго нам… Те двое, которым он почти доверяет — «почти», поскольку полностью пес не доверяет никому, — настроены иначе. Им надоело. Поместье. Ийлэ. Зима, которая отступила уже… но идут дожди, и эти дожди навевают на псов тоску. Раньше у них была игрушка, она еще есть, но надоевшая. — Столько, сколько понадобится. — Он подходит к окошку, затянутому пеленой дождя. — Столько, сколько понадобится… Он повторяет это, глядя в глаза второго, почти столь же массивного, как он сам. И тот не выдерживает прямого взгляда, горбится, отворачивается, ворчит что-то, что можно, пожалуй, принять за извинения. И отступая к стене, пинает Ийлэ. Ему надо на ком-то выместить злость, которая прячется на дне светло-серых глаз, Ийлэ видит ее прежде, чем вспоминает о том, что ей категорически запрещено смотреть в глаза. Наказание следует незамедлительно. Он бьет по лицу, по губам, и, кажется, вид крови его радует. — Вот тварь! Наглая… — Хватит. — Тот, кто привел Ийлэ, не настроен сегодня делиться. — Отойди от нее. А ты… на вот. Ей бросают куриную ножку, что почти подарок. И голод заставляет этот подарок принять. Гордость? Ее гордость умерла давно, в агонии, в крике, когда хватало сил кричать. |