Онлайн книга «Ночное кино»
|
Статуэтка левиафана и ее трепещущая тень, своенравно скользившая по столу, – привет из сокровенного мира за пределами того, который я принимал за данность всю жизнь, за гранью реальности, якобы, как уверяли меня наука и логика, постоянной и меняющейся лишь в пределах конечного набора законов. Хулиганящая тень – точно краешек неведомого. Несомненность и истинность этого мира дали трещину. Крошечная дырочка в обоях – можно закрыть на нее глаза, списать на то, что разум шутки шутит. А можно отодрать побольше, все шире и шире, и она гротескно разрастется, а потом отклеится вовсе – и какая же стена откроется мне? А если снести эту стену – что за ней? Против сомнений было одно средство: отпихнуть их подальше и сосредоточиться на конкретном плане. Хоппер дошнуровал ботинки. Встал, застегнул куртку. Нора стояла перед зеркалом и из таинственных соображений мазала рот красной помадой, уместной в парижском джаз-клубе. Почмокав, она присела, подтянула повыше камуфляжную штанину и термобелье, поправила на лодыжке нож, который я купил ей вчера в «Уолмарте» Саратога-Спрингс. Пусть, по крайней мере, сумеет себя защитить. – Так, бойцы. Повторим последний раз. Я расстегнул рюкзак, вынул карту. Наш тщательно выношенный план – веревка, за которую мы цеплялись. И все же я спрашивал себя: а вдруг, на ощупь зайдя по ней во тьму, мы обнаружим, что другой конец ни к чему не привязан? * * * На озеро Лоуз мы отправились кружным путем, старательно огибая центр Каргаторп-Фоллз. И очутились в паутине безлюдных петляющих закоулков. Машина была прокатная – черный джип, – но не угадаешь, кто в Каргаторпе причастен к тому, что творится в «Гребне», а я не хотел рисковать, привлекая к нам внимание. Мы наблюдали за Перри-стрит, не говоря уж обо всех машинах, что попадались по пути на север, но, похоже, никто за нами не следил. За минувшие пять лет я и забыл, до чего непроходима эта глушь, до чего безвоздушна. Холмы кишели хвойными, кленами и буками, мощные ветви тянулись к дороге, словно хотели нас придушить, и поглощали жалкие остатки дневного света. Срубы, продуктовые лавки, разорившиеся пункты видеопроката одиноко торчали на разлагающихся пустырях. – Следующий поворот налево, – сказала Нора. Вскоре возник указатель: «Поляна Уэллера». Я притормозил, свернул влево на стоянку. Еще две машины: синий пикап и универсал, – наверное, туристы уже вышли на озеро. Я заполз на парковочное место в самом дальнем углу, занавешенном крупной тсугой, и вырубил мотор. – Все чисто, – сообщил Хоппер, выглянув в заднее стекло. – Что-нибудь беспокоит? Последний шанс, – сказал я и посмотрел на Хоппера. Он пронзил меня взглядом из зеркала заднего вида, и этот взгляд был красноречивее слов. Его теперь не остановит ничто. – Бернстайн? – окликнул я. Нора натянула черную вязаную шапочку и запихивала под нее беглые пряди. – Ой, мать честная. Чуть не забыла. – Она порылась в кармане жилета и вынула два полиэтиленовых пакетика. Открыла один, выудила тонкую золотую цепочку. Поманила меня, а когда я наклонился, надела цепочку мне на шею. – Это святой Бенедикт. Топорно сработанная бижутерия – кулон с каким-то исхудалым собратом Иисуса в мантии. – Он в католическом сонме святых – как напалм, – пояснила Нора, перегнувшись через спинку, чтобы нацепить такую же красоту на Хоппера. – Что бы ни случилось, если есть Бенедикт – ничего больше не нужно. Он нас там от всего защитит. – Спасибо, – сказал Хоппер. – Ты себе-то припасла? – спросил я. – Ну а то. – Тогда двинулись. Разгружали машину шустро – меньше шансов попасться кому-нибудь на глаза. И еще я понимал, что сейчас, стоит хоть чуть-чуть замяться, сомнения затопят нас, как вода – дырявую лодку. Хоппер отнес весла на причал. Я отцепил каноэ «Сурис-ривер» от багажника на крыше. Нора взяла спасательные жилеты и рюкзаки. Я спрятал ключи от машины под камнем у корней тсуги, на случай если разделимся и кто-то вернется раньше. Мы с Хоппером подхватили каноэ и, напоследок оглянувшись на джип, зашагали через стоянку. Мы спустили каноэ в воду, Хоппер ступил внутрь и запихал свой рюкзак под сиденье на носу. Нора забралась следом – на шее у нее болтался бинокль. Я взял весло, кинул в каноэ свой рюкзак, собрался уже залезать, но тут заметил, что в куртке вибрирует телефон. Я подумал было не отвечать, но потом сообразил, что это, может, Синтия. Стащил с руки перчатку, расстегнул карман. Номер заблокирован. – Алло? – Макгрэт. Как не узнать этот голос. Шерон Фальконе. – Блин, связь дерьмовая. Ты как будто в другом полушарии. Дай я перезвоню… – Нет-нет-нет, – выпалил я. Накатило зловещее предчувствие: что-то не так. – Что случилось? – Да ничего. Ты же нам сведения дал – вот хотела поделиться впечатлениями. – Сведения? – Для ювенальной юстиции. Домовладелица и ее глухой племянник в доме 83 по Генри-стрит. Я и забыл. – Ты уверен, что адрес был правильный? Генри, восемьдесят три? – Абсолютно точно. – Они проверили. Нет данных о том, что в доме кто-то проживает. – Что? – Там никто не живет. Нету жильцов в… Ее голос вдруг прервался. На линии что-то металлически загрохотало. – Алло? – …незаконно… пару раз на той неделе… – Шерон! – …по колено в серьезных… Голос ее прорывался сквозь дикую статику. – Алло? – …се было нормально. Макгрэт, ты еще тут? – Да! Алло? В трубке раздался скрежет, и Шерон пропала. Я попытался перезвонить, но соединиться не удалось. Я подождал еще минуту, слабо надеясь, что она пробьется опять, но связи не было. Я спрятал телефон в карман и изложил свежие вести Норе и Хопперу. – Как это – пусто? – удивилась Нора. – Там не было жильцов. – Но этого же быть не может. – Думаешь? – Да нет, – сказал Хоппер. – Может, они были нелегальные мигранты. Пришли мы, они испугались. – Но Сандрина соседка, – возразила Нора. – Иона. Она-то была легальной. Акцент американский, сказала, что живет там уже год. Она-то почему сбежала? – Не хотела, чтоб арестовали за проституцию. Нору это не убедило. – Как-то странно все это. Оба примолкли в ожидании моей реплики. Я распознал этот миг – шанс бросить наш замысел, передумать, вернуться. |