Онлайн книга «Два билета в никогда»
|
– Как в зеркале? Свободной рукой она расправляет салфетку и что-то пишет на нем помадой – такой же красной, как и ее губы. И, написав, подталкивает листок ко мне. Я вижу цифру 13, обведенную кружком. И рядом – еще одну, в таком же кружке: 31. – Тебе тринадцать, детёныш, так? – Угу. – А мне – тридцать один. Зеркальное отражение. Здорово, да? – Круто. Так я узнаю о возрасте Изабо. До сих пор мне даже не приходило в голову, что у Изабо может быть какой-то там возраст. Вот у Ма он имеется, и у Папито, а Ба – такая старая, что наверняка еще помнит гигантских ящеров. Я прямо представляю себе эту картинку: Ба хватает за морду первого попавшегося тираннозавра Рекса и заглядывает ему в пасть: – Фу ты. Материнская кодла. Ничего от Новиковых. Плохо. Изабо не похожа ни на кого. И её тридцать один – такой же инопланетный, как и все остальное. Что он означает – загадка. * * * – Чем ты занимаешься? – Ничем. – Так не бывает. – Еще как бывает, детёныш. – И тебе не скучно? – Теперь не скучно. – Из-за меня? – Мне нравится, как ты кричишь «эге-гей!». Это меня развлекает. – А мне нравится Локо. Почему Локо зовут Локо? – Потому что он – Локо. Он сам мне об этом сказал. – Говорящий байк? – Что-то вроде того. – Так не бывает. – Еще как бывает, детёныш. Кого угодно можно разговорить, если знаешь подход. – Ма тоже так считает. – Вот видишь. Твоя мать – умная женщина. – Ага. Только разговорить у нее не всегда получается. – А тебя? Если не хочешь – не отвечай. – Я хочу. Э-э… Я знаю, чего она от меня ждет – вот и говорю это. Мы ладим. – А с остальными как? – И с остальными. Кроме дурака Старостина. – Кто такой Старостин? – Один урод. Мы враги. – Настоящие? – Мы дрались, и он мне нос разбил. Это настоящее? – Я не знаю, кто такой урод Старостин… Но все может измениться в любой момент. Враги и друзья – это одни и те же люди. – Это как? – Как в кино, детёныш. И вот еще что: я ничего от тебя не жду. – Это как? – Я ничего от тебя не жду, и мне ты можешь говорить что угодно. – Правду? – Что угодно. Но и правда тоже сойдет. Тринадцать – точно тридцать один. С другой стороны зеркала. Это мой самый счастливый год. * * * – Я знаю, кто такой Локо. Типа сумасшедший. По-испански. – В инете нарыла? – Ага. – Ты всегда такая, детёныш? – Какая еще? – Хочу всё знать. – Хочу всё знать о тебе. О вас с Локо. Мы ведь друзья, так? – А что говорит инет? О нас с Локо? – Ну… Четырехтактный двигатель. И эта… трансмиссия шестиступенчатая. Мотоцикл-круизер. Вот. – Ты забыла про восемьдесят две лошадиных силы. – Не забыла. Просто не успела сказать. – Тухловато, детёныш. Твое «эге-гей!» впечатляет больше. Ну-у… Обиделась? – Нет. – Я просто хочу сказать, что так ты ничего не узнаешь о Локо. – Узнаю. Если ты научишь меня водить. Ты ведь научишь? – Я подумаю. – Пожалуйста, Из! – Как ты меня назвала? – Из. – Ну да. Это было легко предположить. – Нет. Совсем нелегко. Пришлось помучаться. – Разве? – Из – означает «Из ветра». «Из колечек». «Из тысячи дорог». – Из колечек? – Мне нравится, как ты выпускаешь колечки, когда куришь. Ты ведь научишь меня? – Я подумаю. Колись, детёныш, ты пишешь стихи! Угадала? – Не-а. – Всё равно. Мне нравится «Из ветра». Хотя я бы выразилась проще. «Из этого бутика мы сопрём сейчас платье от Каролины Эрреры». Или лучше сумку от Биркин? – Я хочу стать писателем, Из. – Упс. – Я никому еще об этом не говорила. Тебе первой. Это тайна, понимаешь? – Не волнуйся, детёныш. Тайна умрет вместе со мной. Если, конечно, ты не станешь писателем до того, как придется отклячиться. И… что ты будешь писать? – Книжки. – Их же никто не читает. – А ты… Ты прочтешь мою книжку, когда я ее напишу? – У меня есть выбор? – Нет. – Хорошо. Клянусь прочесть ее, даже если она будет скучная. – Она не будет скучная. – Ладно, я тебе верю. Автограф мне полагается? – Конечно. – Ты, наверное, уже придумала его, так? – Ага. – Ну, и? – «Сэмпер Фай», Из. – Что это означает? – Всё. Больше я тебе ничего не скажу. Погугли в инете. – Ни за что. Это мой самый счастливый год. Я заканчиваю его с кучей троек. И неудом по поведению за систематические прогулы, который исправляют на уд после нескольких кавалерийских наскоков Ма. Ей приходится таскаться в школу и унижаться перед директрисой и классной, но признать второе по счету профессиональное поражение в карьере она не готова. Ма часами висит на телефоне, перетирая происходящее с Калерией, для чего закрывается в ванной и пускает воду в конспиративных целях. Папито тоже огорчен. Но не моими прогулами и трояками («переходный возраст, как и война, все спишет») – он переживает из-за Ма, ведь ее душевное равновесие нарушено. Папито переживал бы еще больше, если бы его не отвлекала работа. |