Онлайн книга «Любимые дети, или Моя чужая семья»
– Она по вечерам всегда дома, делает со мной упражнения, – пояснил я. – Мою физиотерапию. И всегда готовит ужин, если только не работает. А сегодня она не работала. Не вижу во всем этом никакого смысла. Коп все записал в блокнот. У него толстые руки и кольцо на безымянном пальце. – Она чем-то болела? – спросил он. – Нет, если не считать артритных коленок. Она стонала, как старушка, когда вместе со мной опускалась на пол, чтобы делать упражнения. – Никаких приступов? Диабет? Проблемы с сердцем? – Нет. – Она принимала лекарства? Я не мог вспомнить, когда мать пила лекарства, если не считать сиропа от кашля или витаминов. – Нет. – Как насчет проблем с душевными болезнями? Для нее и для тебя выдался тяжелый год, с этим пожаром. Не знаешь, у нее была депрессия? – Не, – отмахнулся я, но на самом деле откуда мне знать? Я не слишком задумывался над тем, каким был этот год для нее. – Она не такого типа женщина. – Что это означает? – Сами знаете. Она – твердый орешек. Если бы она участвовала в шоу «Последний герой», наверняка бы победила. – Некоторые из этих твердых орешков внутри мягче сливочного крема. – Только не моя мать. – Ты звонил ее подругам? – Дон Рейнолдс и Лорел Локвуд. При упоминании фамилии Локвуд он вскинул брови. Возможно, потому, что Мэгги вышла из тюрьмы. Я объяснил, что Энди заболел и оставался в нашем трейлере, пока Лорел ездила за Мэгги. Ма сказала ему, что едет в магазин, и не вернулась. – В какой магазин она могла поехать? – Полагаю, в «Фуд Лайон» в Хэмпстеде. То есть я думаю, что она поехала за продуктами. Не знаю, куда еще она могла деваться. Он все еще смотрел в блокнот, хотя ничего не записывал, и я понял, что больше он не может смотреть на мою физиономию. – Не можешь назвать имена других ее подруг? – У нее их было немного. Я не хотел, чтобы она выглядела жалко, так что назвал несколько леди, с которыми она состояла в книжном клубе. – В какую церковь она ходит? – Ни в какую. – Как насчет мужчин? Она с кем-то встречается? – Нет. Мать ни с кем не встречалась. Я не мог даже представить такого. Не мог даже представить, что она была настолько близка с Джейми Локвудом, чтобы забеременеть мной. – Уверен? Ты когда-нибудь подозревал, что она…. – Нет, поверьте. Особенно в этом году. Ее кавалером был я. Она сделала меня своей круглосуточной работой. – А ты из-за этого злишься? – спросил коп. – У тебя рассерженный голос. – Не злюсь. Просто… я не хочу, чтобы меня нянчили. Я заметил, что он смотрит в гостиную, где на полу все еще валялся стул, упавший мне на ногу. Я понял, что он мог заподозрить МЕНЯ. В нечестной игре… В чем угодно. Что я был зол на нее и, возможно, убил или покалечил. Это взбесило меня еще больше. – Ты не смотрел, может, что-то пропало? – То есть вы думаете, что кто-то вломился сюда и украл что-то, а она их поймала и…. – Это всего лишь обычный вопрос, – перебил он. – У нее был чемодан? Я не знал ответа. – Она никогда никуда не ездила. – Но у всех ведь есть чемоданы. Собственно говоря, у меня чемодана не было. Но, полагаю, мать проводила со мной в больнице столько времени, что чемодан у нее был. – Можем мы заглянуть в ее комнату? – спросил он. – Конечно. Я старался говорить приветливее, особенно потому, что он действительно мог меня заподозрить. Нам пришлось пройти через гостиную, и он вынул камеру и снял опрокинутый стул. – Я пытался делать упражнения, – сказал я, потянувшись к эластичной ленте, которую бросил на диван. – Оставь это здесь, – велел он. Я уронил руку, и он сделал снимок ленты. – Как я сказал, она всегда помогала мне делать упражнения. Так что я привязал ленту к ножке стула, а когда потянул, стул упал. – Угу. Мы пришли в комнату матери, маленькую и чистую. Постель была застелена. Моя мать – одна из тех, кто застилает постель в ту же минуту, как встает. Она пыталась заставить и меня делать то же самое, но давно сдалась. Коп встал в дверях и огляделся. Мать заметила бы, что я передвинул расческу с одной стороны полки на другую. Но в ее комнате я совершенно растерялся. Потому что никогда сюда не заходил. Не было причины. Офицер Прайор открыл дверцу шкафа. – Тебе не кажется, что одежды стало меньше? – Понятия не имею. Я никогда…. не обращаю внимания на одежду. Он вошел в ванную. – Щетка на месте. У нее было несколько щеток? – Не знаю. С чего бы ей иметь несколько щеток? – Я не вижу косметички, – заметил он. Косметичка? – Она почти не красится. – Как насчет фена? У нее был фен? – Нет. Волосы слишком короткие. Он сделал несколько снимков, потом вернулся в ее спальню и стал открывать ящики комода. – Тут немного вещей. Большинство женщин, особенно когда живут в маленьком пространстве, так забивают ящики, что с трудом открывают их. Мне было неприятно, что я позволяю этому типу рыться в маминых вещах. Даже в нижнем белье, во имя всего святого! Наверное, я слишком бурно реагирую. Тем более что мать вот-вот войдет и скажет: – Что ты делаешь? Я же говорила, что сегодня буду поздно. – Я нигде не вижу чемодана. Он по-прежнему шарил в комоде, словно надеялся найти там чемодан. – Может, она говорила, что уедет на ночь, а я забыл? Хотя куда она могла поехать? Он направился к гостиной. Я пошел за ним. Он постоянно оглядывался и, очевидно, все подмечал. – Тебе сколько? Восемнадцать? – Да, – кивнул я, хотя до восемнадцати мне не хватало нескольких месяцев. – Значит, она не бросила несовершеннолетнего. Он стоял между кухней и гостиной, с руками, сложенными на груди. И смотрел на диван. На красную эластичную ленту. Вообразил, что я пытался удушить ее или что? – Похоже, она ушла по собственной воле. Раз чемодана нет…. – Говорю, я даже не уверен, был ли он у нее. |