Онлайн книга «По ту сторону рифта»
|
Он открыл глаза. – Я все время забываю, чем ты зарабатываешь на жизнь. – Расс… Он спокойно посмотрел на нее. – Зачем ты со мной так? Думаешь, я так и не оправился? – Расс, я лишь… – Понимаешь, это не сработает. Поезд ушел. Мне понадобилось немало времени, но теперь я представляю, как устроено сознание, и знаешь что? Природа у него не духовная, даже не квантовая. Это лишь набор переключателей, соединенных между собой. Поэтому неважно, что люди не умеют высказывать своих мыслей. Очень скоро я смогу их читать. Его голос звучал ровно и весомо. Он не сводил глаз с потолка; темный силуэт светильника как будто колыхался. Уэскотт моргнул, и комната вдруг потеряла резкость. Линн потрогала влагу на его лице. – Тебе страшно, – прошептала она. – Ты гонялся за этим десять лет, почти догнал, и теперь оно тебя пугает до смерти. Он улыбнулся, не глядя на нее. – Нет. Дело совсем не в этом. – А в чем тогда? Он сделал глубокий вдох. – Просто до меня дошло, что мне все равно уже плевать. Он пришел домой, сжимая в руках распечатку, и по неожиданной пустоте в квартире понял, что потерпел поражение и здесь. Рабочая станция дремала в своем углу. На одной из ее сторон судорожно мигало несколько уведомлений, образуя редкую беспорядочную мозаику. При его приближении внезапно ожила еще одна грань куба. С экрана на Уэскотта смотрела Линн, снятая по плечи. Чуть не вскрикнув, он обвел комнату взглядом. Губы Линн пришли в движение. – Здравствуй, Расс, – произнесли они. Он выдавил из себя короткий смешок. – Вот уж не думал увидеть тебя здесь. – Я все-таки попробовала одну из программ. Ты прав, за десять лет они сильно продвинулись вперед. – Так ты настоящая симуляция? Не какой-нибудь там навороченный интерактивный диалог? – Угу. Чудеса какие-то. Скормила ей кучу разных видеоматериалов, все мои медицинские и научные документы, а потом пришлось разговаривать с ней, пока у нее не составилось впечатление о том, кто я такая. «И кто же?» – рассеянно подумал он. – Она менялась прямо в процессе разговора, Расс. Жутковато даже. Сначала речь у нее была безжизненная, монотонная, но потом она начала копировать мой голос и манеры и довольно скоро говорила уже совсем как я, и вот результат. Превратилась из машины в человека за каких-то четыре часа. Он улыбнулся, хотя и натянуто, потому что догадывался, чего ждать дальше. – Это… в общем, это было как смотреть на саму себя в покадровой съемке, – сказала модель. – Причем в обратной, за несколько лет. Подчеркнуто ровным голосом Уэскотт проговорил: – То есть домой ты не вернешься. – Ну почему же, Расс, вернусь. Просто мой дом уже не здесь. Мне бы этого хотелось – ты и не представляешь, как хотелось бы, – но ты никак не можешь забыть, а я не могу больше жить с этим. – Ты так и не поняла. Это всего лишь программа с голосом Кэрол. Сущая ерунда. Я… если для тебя это так важно, я ее сотру… – Я не об этом, Расс. Он хотел было выспросить подробности, но не стал. – Линн… – начал он. Ее губы разъехались. Это была не улыбка. – Не проси меня, Расс. Пока ты сам не вернешься, я тоже не смогу. – Но я ведь здесь! Она покачала головой. – Когда я в последний раз видела Расса Уэскотта, он плакал. Тихонько. И мне кажется… мне кажется, он кое за чем охотился целых десять лет и вот в конце концов увидел мельком – и эта штука оказалась такой огромной, что он ушел и оставил вместо себя автопилот. Я его не виню, ты на него очень похож, в самом деле похож, только ты совершенно не представляешь, каково это – чувствовать. Уэскотт подумал про ацетилхолинэстеразу и эндогенные опиоиды. – Ошибаешься. Больше меня о чувствах не знает почти никто на свете. Двойница Линн на экране с бледной улыбкой вздохнула. На симуляции были новые сережки, напоминающие старинные микросхемы. Уэскотту захотелось как-то высказаться по их поводу: похвалить, раскритиковать – что угодно, лишь бы увести разговор с опасной территории. Но из страха, что она носит их уже много лет, а он просто не замечал, пришлось промолчать. – Почему ты не сказала мне сама? – произнес он наконец. – Неужели я и этого не заслуживаю? Если бросаешь, то неужели ты не могла хотя бы сделать это лично? – Лично и бросаю, Расс. Для тебя никакого другого «лично» теперь не существует. – Чушь собачья! Я что, просил тебя уйти и сделать из себя симуляцию? Думаешь, ты для меня какая-то мультяшка? Господи, Линн… – Я не принимаю это на свой счет, Расс. Для тебя мы все мультяшки. – Боже, да о чем ты? – Я тебя не виню, честное слово. Зачем осваивать трехмерные шахматы, когда можно свести все к крестикам-ноликам? Их ты понимаешь от и до и всегда побеждаешь. Только играть уже не так интересно, конечно… – Линн… – Твои модели лишь упрощают реальность, Расс. А не воссоздают ее. Уэскотт вспомнил про распечатку в своей руке. – Очень даже воссоздают. По крайней мере достаточную ее часть. – Вот как. – Картинка потупила взгляд. «Поразительно, как она имитирует и обрывает зрительный контакт». – Значит, у тебя есть ответ. – У нас есть ответ. У меня, у десятка терабайт ПО и группы коллег, Линн. У людей. Которые работают со мной, лицом к лицу. Она снова подняла глаза, и Уэскотта потрясло, что программа изобразила даже то, каким грустным блеском они озарились бы в такой момент. – Ну и каков же ответ? Что там, в конце туннеля? Он пожал плечами: – Ничего особенного. Разочарование. – Надеюсь, это все-таки нечто большее, Расс. Оно нас погубило. – А может, это был артефакт самой процедуры. Или старый добрый эффект наблюдателя. Надо было внять здравому смыслу, избавил бы себя от… – Расс. Уэскотт не смотрел на экран. – В сердцевине вообще ничего нет, – сказал он в конце концов. – Ничего мыслящего. Мне никогда не нравилась эта область, там одни лишь… голые инстинкты. Пережиток времен, когда лимбическая система и была мозгом. А теперь это неквалифицированная рабсила, понимаешь? Незначительная часть целого, ей поручено выполнять всякую мелкую автономную хренотень, с которой лень возиться выскочке-неокортексу. Я и помыслить не мог, что она до сих пор по-своему… жива. |