Книга Рассвет наступит неизбежно, страница 51 – Франсин Риверс

— «…препоясавши чресла ваши истиною, и облекшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир… А паче всего возьмите щит веры… И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие».

Атрету очень захотелось снова вернуться в фанум.

Тибулл снова заговорил, и тут Атрет прервал его:

— Вы действительно верите в то, что это когда–нибудь спасет вам жизнь?

Тибулл удивился таким словам и не знал, что ответить.

— Что может ваша истина против римского меча? — мрачно спросил Атрет. — Что могут добрые слова против империи, которая держится на крови? Ответьте мне!

Они переглянулись, каждый надеясь на то, что у кого–то другого найдется достойный ответ.

— Щит веры! — засмеялся Атрет. Он встал, не в силах больше находиться здесь и слушать все это. — Шлем спасения! Да любой меч пробьет и то и другое, и убьет вас.

Нигер отпрянул, испугавшись его гнева.

— Убьет тело, Атрет, но не душу, — сказал Агав, и Атрет направил теперь весь гнев на него.

— A-а, вот оно в чем дело! — усмехнулся Атрет. — Но только у меня души нет. — Как нет ничего общего с этими людьми, сыновьями торговцев и ремесленников. Его с самого детства учили быть воином. А последние десять лет дали ему еще больше. Знает ли кто–нибудь из этих мальчишек, каково смотреть в лицо смерти?

— В тебе есть душа, Атрет, — сказал Вартимей.

— И она взывает к Богу, — подхватил кто–то другой.

Атрет посмотрел на Тибулла.

— Если у меня и есть душа, то она взывает к мести.

— Месть приведет тебя к смерти, — ответил Тибулл, набравшись смелости от поддержки двух других собеседников.

— Может быть, но она даст мне и удовлетворение.

— У нас есть для тебя Благая Весть, Атрет, — сказал Нигер. — Спаситель пришел.

— Спаситель, — презрительно повторил Атрет и оглядел всех, кто его окружал. — А вы спасены?

— Да, — сказал Вартимей. — И ты тоже можешь спастись.

— Я слышал о вашем Иисусе и о Его Благой Вести. Одна рабыня сказала мне об этом, ожидая смерти от львов на арене. И вот теперь я слышу это от вас. День и ночь, день и ночь. Без передышки. Вы говорите о жизни, а смерть кружит над вами, как стервятник.

— Смерть не имеет над нами никакой силы, — сказал Агав.

— Не имеет? — голос Атрета был холодным и вызывающим, а его взгляд — исполненным презрения. — Тогда почему же вы так бежите от нее?

* * *

Рицпа услышала гневный голос Атрета. Взглянув в его сторону, она увидела, как он возвышается над четырьмя молодыми людьми. Те тоже встали, и Вартимей вышел вперед. Было видно, что его поступок был продиктовал обращением к Атрету, а не вызовом. Атрет схватил его за тунику и что–то заговорил ему прямо в лицо. Молодой человек поднял руки вверх в знак уступчивости, и Атрет презрительно оттолкнул его от себя. Сказав что–то еще, Атрет сплюнул на землю и, отвернувшись, отошел в сторону.

Когда Петр и Варнава последовали за ним, Поркия позвала их. Варнава остановился, но Петр не послушался. Поркия позвала снова, на этот раз настойчивее, и младший брат нехотя вернулся к матери. Когда Атрет склонился над костром, Петр сел рядом с ним. Атрет что–то сказал и сердито посмотрел на него. Петр сказал ему что–то в ответ, и Атрет отрицательно покачал головой. Петр уныло встал и отошел от него. Поркия пошла к нему навстречу. Недовольно посмотрев на Атрета, она обняла Петра за плечи и торопливо увела к своей палатке. Атрет какое–то время смотрел им вслед, потом отвернулся.

Рицпе стало больно на сердце. Она почти не слушала разговор между Прохором, Камеллой и Родой, потому что все ее мысли были заняты тем, почему Атрет так настроился против молодых людей. Наступила ночь, а он все сидел возле огня, уставившись на пламя. Его лицо казалось неподвижным и бронзовым. Он выглядел таким одиноким, как бы отрезанным от всех остальных.

Рицпа импульсивно взяла Халева из одеяла и встала.

— Извините, — сказала она беседующим и прошла мимо них.

— Неужели ты пойдешь прямо к нему? — спросила Рода. — Когда он в таком состоянии…

— Почему бы и нет? — сказала ей Камелла.

Рода досадливо посмотрела на нее.

— Потому что ничем хорошим это кончиться не может. Такие, как он, просто непредсказуемы.

— Ты боишься его так же, как Поркия, — сказала Камелла.

— А почему бы нам его не бояться? Не забывай, кем он был.

— Это верно. Ты почему–то думаешь, что человек не может забыть свое прошлое и начать все сначала.

— А по–моему, ему и не хочется начинать все сначала. Он просто хочет вернуться домой.

Лизия отодвинулась в угол палатки и опустила голову на колени.

Рода взглянула на Камеллу. — И вообще, я говорила не о тебе.

— В самом деле?

— Мне нет нужды тебе все объяснять.

— Конечно, нет. Ты ясна, как день. Тебе нужно лишь уколоть меня, только и всего.

— Камелла, — тихо сказал Прохор, но сестра не слушала его.

— При малейшей возможности ты…

— Неправда. Это ты сама чувствуешь свою вину и из–за этого обижаешься на все, что бы я ни сказала!

— Мы с братом так хорошо беседовали, пока ты не пришла. Почему бы тебе не уйти?

— Довольно! — снова сказал Прохор, начиная испытывать раздражение.

Камелла тут же заплакала.

— Меня тошнит от ее постоянной критики и обвинений!

— Тебя тошнит от меня? Ты слышал, что она сказала? Ты видишь, как она ко мне относится? — возмущалась Рода, вставая. — Теперь–то ты хоть поверил в то, что я о ней говорю? — Глазами, полными гневных слез, Рода смотрела на мужа, ища у него поддержки. Он сидел молча и выглядел совершенно разбитым. — Ты идешь, Прохор?

— Нет.

Рода побледнела.

— Нет? — Она снова заплакала.

— Я приду через несколько минут, — сказал Прохор, но было уже поздно.

— Я твоя жена, а ты все время становишься на ее сторону.

— Я не становлюсь ни на чью сторону.

— Нет? Прекрасно. Оставайся. Мне все равно. Ведь мои чувства для тебя ничего не значат, правда? — Слезы текли по щекам Роды. Она посмотрела на Камеллу. — Мы взяли тебя в наш дом, а ты только и делаешь, что пытаешься нас рассорить. — Ее уже было не остановить. — Ну что ж, Камелла, поздравляю тебя. Ты победила. Теперь, я надеюсь, ты довольна. — Разразившись слезами, Рода отвернулась.

Прохор смотрел, как его жена бежит к себе. Он посмотрел на Камеллу, потом откинулся спиной к глиняной стене.

— О Иисус, — тихо произнес он и закрыл глаза.