Онлайн книга «Новое платье Леони»
|
«Сто процентов, это сын Стеллы! Тот же светлый ирокез на башке. Меня теперь и детишки ненавидят, вот оно как!» Последний раз он его чуть не поймал. Рэй ждал письма из банка. Спустился вниз, стараясь не шуметь. Заметил парнишку, который собирался сунуть письмо в ящик. Рэй бросился за ним, но пока надевал обувь, шпаненок удрал. Рэй погнался за ним, бежал, бежал… Так бежал, что у него закололо в боку. А парнишка с ирокезом обернулся, показал ему рукой непристойный жест, дескать – шел бы ты… И закричал: – Пустоцвет, мошенник, мы тебя сделаем! И ведь совершенно не боялся, мерзавец! Он побежал дальше, по направлению к рощице. Рэй рванул за ним, уже почти схватил… Мальчишка вывернулся и помчался в другую сторону. – Хей, Валенти, а знаешь что? Тебе конец! Они начали расследование про тебя. Оно появится в газете. Ты будешь на первой странице! Ну и шум поднимется! Адский грохот! Мальчишка отступал спиной, глядя ему прямо в глаза. Рэй задыхался, держась за бок. – Маленький негодяй! – завопил он из последних сил. – Вот я тебя поймаю, увидишь! – Тебе конец, Валенти! Конец! Целиком и полностью! Он повернулся к нему спиной – ему даже не страшно, говорила нахальная спина. И спокойно удалился, руки в карманы, напевая: «Пустоцвет готов, Пустоцвету конец…» Раньше он был героем. Раньше мальчишки хотели его фотографию. Школу назвали его именем. О нем писали на первых полосах газет. И это было не так давно. Он обхватил руками голову, как же так? Это невозможно. Невозможно. И не было пожара, чтобы он мог вновь возжечь звезду своей славы. Его считают слишком старым. Слишком дряхлым, чтобы карабкаться по пожарной лестнице. «Дайте мне настоящий огонь, и вы увидите, на что я способен! – рычит он, сминая в руках банку из-под пива. – Есть еще порох в пороховницах! – Он бьет себя кулаком в грудь, смотрится в зеркало, разговаривает сам с собой. – Что это они решили? Что я теперь боюсь огня, не лезу в пламя? Что не могу удержать в руках пожарный шланг? Что боюсь горящих окон, падающих стен, боюсь броситься в самое пекло?» Он задыхался. Ему нужно было воздуха. Он не мог выйти наружу. Кругами ходил по квартире. Прилег возле Фернанды. Она обняла его, ласково побаюкала. Он смотрел телевизор, лежа рядом с ней. – Неужели вот так нам плохо, – вздохнула Фернанда, погладив его по голове. Он не ответил. – Кто-то обидел тебя, мой мальчик. Он помотал головой. – Даже хорошо, что эта потаскуха не вернулась! Мы и без нее отлично справляемся, ведь так? Он не знал, вышла ли Леони из больницы. Или по-прежнему нежится на койке. Надо бы узнать. – Разве нет, малыш? – Да, мама. Ты права. Ты всегда права. Она подумала несколько секунд и сказала: – Каждый должен жить со своими призраками. Рэй резко поднял голову и спросил: – Почему ты так говоришь? В четверг вечером все опять собрались в Доме Пэчворка. Настроение было такое, как бывает на каникулах. Птички горделиво выпячивали грудки и горланили свои песни во дворе, девушки принесли бутылки шампанского, красного вина, белого вена, гренадина, миндальное печенье, шоколадный мусс и кексы. Они пробовали все подряд, сравнивали, обменивались рецептами, облизывали липкие пальцы, прежде чем приняться за дело. В августе мастерская закроется. Валери уедет в Англию – проходить стажировку, закупать материалы, осваивать новые техники. Она ходила от одной девушки к другой, трепеща от предвкушения всех новых и прекрасных знаний, которые ждут ее по другую сторону Ла-Манша. – А ты обратила внимание? Валентины Леньель сегодня нет, – заметила Стелла. – Ну, если учесть, какая история приключилась с ее мужем, это неудивительно, – ответила Жюли – Она не осмеливается показываться людям на глаза. – А что говорит твой отец? Потому что слухи – это, конечно, хорошо, но лучше бы все стало официально известно. Все говорим-говорим, но а дело-то идет? Расследование продвигается? У меня никаких вестей. Ни от него, ни от Дюре. – Дюре ему звонил. Он не может больше держать Леони в больнице. Нужно освободить палату. – Это не настоящая палата. Она не соответствует нормам. Раньше туда вообще никого не клали. А почему он не сказал все это мне? – в ярости воскликнула Стелла, сверкая глазами, и воинственно воздев ножницы, как два ножа. – Ну, может, он тебе позвонит… – ответила Жюли, инстинктивно отодвинувшись. – Уж конечно это будет лучше. Это ведь меня больше касается, чем его… Мимические морщинки на лице Стеллы обозначились резче, линия рта стала жестче, брови сдвинулись. Словно бык увидел красную тряпку. – Стелла, хватит уже! – У меня никакой информации, я же тебе объясняю. Ни одного-единственного слова о расследовании. Я отправила ему документы, и что, ни звука! Чего они ждут? Что Рэй поправит здоровье, вновь соберет свои войска и отправится на абордаж? Он не вечно будет в депрессии! – Все скоро появится, не волнуйся! – А я вот не настолько в этом уверена… Вот если ты задумаешься, за что они борются, твой отец и Дюре? Что им это принесет? Одни неприятности, вот что! Я на их месте бы притаилась, говорила бы, говорила, но ничего не делала. Сидела бы спокойно в своем красивом домике. – Ох, ну Стелла! Пожалуйста! Ты иногда такая утомительная… – Я не утомительная, я просто задета за живое. Куда я мать-то потащу, а? Нужно же все организовать! – К Жоржу и Сюзон… – Это тоже не получится так сразу, по мановению руки. Нужно же спросить их мнения… Жюли опустила голову, уставившись на квадратик, который пришивала к полотну, и решила молча переждать грозу. – А! Вот видишь! Ты молчишь! Не отвечаешь! Значит, ты сама видишь, что я права! – Нет. Я просто думала о Жероме. Стелла так и подскочила. – А при чем тут вообще Жером? – Мы видимся каждый вечер, и это так здорово, даже странно… – Ну а какое отношение он имеет к нашему разговору? – Просто для меня это важно. – Ты хочешь сказать, что я слишком влезла в твою жизнь и у тебя ни для чего не осталось места? Что я достала тебя своими проблемами? – Нет. Я хочу сказать, что должно быть место для всего и для всех. И потом сейчас лето… И быть влюбленной летом с его длинными днями, чудными запахами в лесу и на лугу, подсолнухами, колючими колосьями ржи и пшеницы, репьи, которые цепляются к юбке, Жером осторожно снимает их, и я, поскольку совсем ничего про это не знаю, становлюсь такой… Такой… |