Книга Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности», страница 36 – Юрий Корчевский

Андрей забежал в дом, а девица уже ждёт — у окна стояла. Чего тут говорить! Андрей обнял Василису, притянув к себе, и впился в сладкие, пухлые девичьи губы.

— Не скучай, милая, я скоро.

— Боюсь я, — молвила Василиса.

— Чего же?

— Вдруг батюшка твой не согласится с нами родниться, благословения не даст?

— Даст, уговорю.

Василиса покраснела и опустила глаза.

— Смотри, я жду, любый.

И убежала в комнату.

Андрей вышел из дома, пожал руку Нифонту. Купец распахнул ворота. Андрей взлетел в седло, помахал рукой. Лошадка без понукания тронулась.

Дорога и в самом деле оказалась тяжёлой. По самой дороге, собственно, и ехать было невозможно — снег был перемешан с грязью в серую кашу, сдобренную водой.

Лошадка сама выбрала путь по обочине. И уже ближе к вечеру — даже посветлу — Андрей подъезжал к отцовскому имению.

С радостью и необъяснимой грустью он смотрел на отчий дом — деревянный, с потемневшим срубом, но забор — ровный, во дворе — порядок, чувствовался хозяйский пригляд.

Отец, завидев на пороге сына, едва не прослезился. Обнял, потом отстранился, внимательно поглядел на шитьё на воротнике сюртука.

— Это до каких же чинов ты дослужился, сын?

— Коллежский секретарь пока.

— Молодец, я всегда знал, что ты башковитый, в нашу породу. Ну заходи в дом.

— Не могу, мне бы сначала лошадь пристроить.

— А чего её пристраивать — место в конюшне есть. Федька, поди сюда!

Из глубины дома выбежал подросток.

— Вот, сынок мой приехал, в люди выбился в стольном граде. — Отец явно был рал прибытию сына и гордился им. — Поди, сведи лошадь его в конюшню, расседлай, задай овса да напои.

— Всё исполню, барин, как велишь.

Подросток направился к лошади.

— Отец, это кто такой, почему не знаю?

— Неужто забыл? Это же кухарки нашей, Аглаи, сын. Он ведь ещё пацанёнком сопливым был, когда ты в город учиться уехал.

— Не помню.

— Проходи, проходи! Хоть бы известил письмецом заранее, я бы к приезду приготовился.

— Чего готовиться, я ведь домой вернулся.

— Надолго ли?

— Два дня пробуду. Отпуск мне трёхдневный дали за заслуги, да воскресенье ещё.

Они уселись на лавку у стола.

— Аглаюшка, гостю с дороги собери на стол.

Вошла Аглая, всплеснула руками:

— Неужто Андрей Михайлович приехал? Я сейчас, я быстренько.

Андрей тепло смотрел на хлопочущую кухарку: постарела Аглая, морщинки, да лёгкая проседь в волосах появилась. Как быстро бежит время! А отец всё такой же — шустрый, подвижный.

— Ну, рассказывай, как служба идёт.

Андрей и рассказал о суровых буднях розыскника, о поездке в Москву на задание, о ликвидации гнезда фальшивомонетчиков, о повышении по службе да о подарке императрицы. В подтверждение своих слов достал из кармана сверкающую самоцветами табакерку. Бережно взял отец царицын подарок, осмотрел, восхитился.

— Вижу, больших ты успехов и уважения добился, сынок. Не зря я за тебя хлопотал. Табакерка-то из рук самой императрицы не хуже ордена будет. Служи на совесть, глядишь — и орден заработаешь. Наш род Путиловых всегда родине славно служил, и ты его не посрами.

— С тебя беру пример, отец.

— Жениться бы тебе, сынок.

— Затем и приехал.

— Неужель девицу себе нашёл?

— Нашёл.

— Расскажи. Нет, постой. Ты же с дороги, устал и голоден. Аглая, ну где ты?

Наполнив гостиную памятным с детства запахом домашней снеди, кухарка внесла поднос с тарелками, порезанным хлебом, парящим чугунком с похлёбкой, разлила.

— Сейчас ещё рыбка жареная будет.

Поели молча, предварительно прочтя молитву.

— Ну, говори, не томи.

И Андрей рассказал о купце Нифонте Рыбневе и о дочери его Василисе.

— Любишь ли? — строго глянул старший Путилов на сына.

— Люблю, по сердцу она мне.

— А давно ли знаком с избранницей своей, не спешишь ли, сынок? Семья — дело серьёзное, а супружница твоя будущая после церковного освящения одна на всю жизнь должна быть.

— Второй год знакомы уже, отец. Нраву она хорошего, воспитания строгого. С батюшкой её знаком, а о Василисе только и думаю, да и она меня любит.

— Ну что же, не скрою — не о такой паре для тебя я мечтал. Всё думал — из дворянок найдёшь кого. Город-то большой, не чета селу нашему. Но и неволить тебя не стану. Коли по нраву тебе — даю своё изволение на женитьбу. Ты говоришь, что вы любите друг друга. Сбереги это обретение на долгие годы, не расплескай, не растранжирь. Любовь — штука сильная, но хрупкая. Когда думаешь свадьбу играть?

— Полагаю, в августе.

— Как определишься — извести. Обязательно буду. Подожди, а о приданом не сказал ничего.

— Нифонт, отец её, дом обещал в подарок за дочкой.

— Славно. Аглая, да где же рыба?

— Несу уже, с пылу, с жару, — донёсся голос кухарки из кухни.

Немного выпили за встречу яблочного вина. Водку казённую отец не уважал, да и здоровье не позволяло. Посидели, потрапезничали, поговорили. Уж за полночь глаза у Андрея стали слипаться. Отец заметил состояние сына.

— Ох, Андрей, заболтал я тебя. То с радости, прости. Комнатка твоя в неприкосновенности, иди, отдыхай. Наговоримся ещё, два дня впереди.

В голове гудело. Едва держась на ногах, Андрей добрёл до кровати — уж больно устал с непривычки в дальней дороге в седле.

Утром домашние ходили на цыпочках и говорили шёпотом.

Андрей спал почти до обеда, выспался всласть и проснулся от голода и потрясающего запаха супчика с потрошками, готовить который Аглая была мастерица.

Встав, он умылся, а уж отец за стол зовёт.

Кушали не спеша, отец всё про город расспрашивал, про новости столичные.

— А как думаешь про овощ заморский — картофель?

— В моде он ныне, сам пробовал недавно, понравился. Говорят — урожай даёт высокий и даже питательный.

— Ага, стало быть — надо брать да сажать по весне.

А после обеда гости потянулись. Велико ли село, в котором однофамильцев и дальней родни — половина?

И снова Андрей рассказывал о новостях столичных, о картошке. Незаметно и день пролетел. Почти так же и второй. А утром — в дорогу.

Федька за два дня лошадь вычистил, гриву расчесал, в гриву ленточки вплёл.