Онлайн книга «Старые долги»
– Тогда зачем Ельцин требует, чтобы Горбачёву дали возможность обратиться к народу? – Потому что Горбачёву такая возможность не нужна, и Ельцин отлично понимает это. Но я хотел поговорить с тобой о другом. Ты думаешь – если Ельцин победит, станет хорошо? М-да, ну и вопрос. – Нет, так не думаю. Я только уверен, что если он проиграет, то станет совсем плохо. Дядя Вова кивает: – Тут ты прав, мой мальчик. Вы сражаетесь не за то, чтобы стало хорошо, а чтобы не вышло ещё хуже, чем теперь, и я вас отлично понимаю. Славные вы ребята – те, которые собрались на Тверской, Манежной, Краснопресненской. Дон-Кихоты нашего славного белокаменного города. И я думаю, что вы победите. Только ещё важнее, чтобы лет через десять вы не пожалели о том, что остановили собой танки и бронетранспортёры. – Я не пожалею. Что бы ни случилось. – Хорошо бы, сынок. Потому что, едва Ельцин победит, он забудет свои красивые лозунги, тихо отодвинет тех, кто с ним сегодня, и наберёт окружение из той же номенклатуры, которая сейчас поддерживает путч. Конечно, некоторые послабления будут – от них никуда не деться, иначе Ельцин долго не усидит. Но действовать он станет теми же методами, что сейчас коммунисты. И рая в России мы не дождёмся. Но, наверное, откроются дороги на Запад. Хотя и там насчёт рая не так просто. – Папа… Папа Вова, если бы ты был на моём месте – пошёл бы завтра туда? – Не знаю, сынок. Это ты должен решать сам. 20 августа 1991 года Едва я проснулся утром, меня словно стукнуло: как же это вчера оставил боевой пост? Да, никто не командует, каждый находится там, где велит совесть… И моя совесть велела ехать домой? Да, конечно, я не хотел волновать тётю-маму Лену… Или это предлог? Я испугался? Уже после того, как вместе с другими остановил бронетранспортёры и водомёты, помог захватить Иванова? Нет, это не страх… а безответственность, что не лучше. Сейчас поеду туда и останусь на ночь. Надеюсь, мама Лена не будет слишком волноваться… Вот и Манежная – почему-то кажется, что жарче всего будет здесь. Со вчера ничто не изменилось, только люди выглядят невыспавшимися. Теперь, когда я приехал, опять чувствую себя ненужным. К кому бы обратиться? Вот к этому парню с автоматом. Пусть хоть скажет, кто тут главный. – Вы не подскажете, где мне находиться? – А вы кто, молодой человек, из какой организации? – Не из какой, я сам по себе. – Если хотите, побудьте пока здесь. – А что мне делать? – Ничего. Ждать. Это вы вчера дрались с водомётами, въехали камнем? Невольно улыбаюсь: – Да, я. Мы обмениваемся рукопожатием. – Меня зовут Ефим. А тебя как? – Андрей. – Рисковый ты парень. Чем занимаешься? – Только что поступил в МГУ. – А, так тебе, наверное, надо к студентам! – А где они? – Не знаю. Ладно, побудь здесь. Замечу кого-то из студентов – скажу тебе. – А какие последние новости – не расскажешь? – Да вроде рота десантников из Тулы на бронемашинах подошла к Белому Дому – защищать. – Ого! Это что же – армия на нашей стороне? – А ты этого ещё не понял – после вчерашнего? Не все, конечно, но очень многие. Мало кто из генералов знал о подготовке переворота. А сейчас в Белом Доме представители путчистов ведут переговоры с Ельциным. Вот это неожиданность! Получается, ещё немного – и они сдадутся? Может, сегодня заночую дома, но уже не как беглец с боевого рубежа? – Ладно, Андрей, побудь тут за дежурного. Если возникнут какие-то проблемы – дай знать, – и он даёт мне милицейский свисток. Киваю послушно: по крайней мере, теперь я при деле. Ефим уходит, и мы со свистком остаёмся наедине. Чувствую себя немного глупо – нет уверенности, что поступаю правильно: вокруг тихо, спокойно, только вдали раздаются чьи-то крики. А какие варианты? Должен же кто-то быть здесь, присматривать за ситуацией. Томительно тянутся минуты. Позади меня, на баррикаде, собираются ребята, о чём-то беседуют, смеются, завтракают – они, в отличие от меня, не успели сделать это дома. А я прогуливаюсь и смотрю, не появится ли противник. А кто – противник? Если армия на нашей стороне, то против нас только КГБ? А милиция? Омоновцы вчера как-то неуверенно вели себя. Пока брожу туда-сюда, подвозят обед. С удивлением смотрю на часы: надо же, сколько времени прошло! Хорошо бы ещё домой позвонить… М-да, вот взялся я работать вперёд-смотрящим – и уже не отойти. Ладно, пообедаю… Снова тянутся минуты и часы. Начинает вечереть. Вот и темнота наступила… – Ребята! Все на Смоленскую площадь! Там боевые машины десанта! Вот так новость… А ещё пять минут назад казалось, что всё закончится хорошо, волнения напрасны. – Эй, а мне что делать? Ефим велел ждать здесь! – Иди, Андрей! – Ефим выныривает откуда-то со стороны баррикады. – Если сейчас нападут здесь, ты без оружия всё равно ничего не сделаешь. А если нападут там – сделаю? Ладно, Ефиму виднее, пойду туда. Выстрелы – это уже очень серьёзно. Вот и Смоленская площадь, на ней баррикада. А вон бронемашины… Туда, к ним! – Ребята, кто может – держите брезент! Накрывайте смотровые щели! Да, только так, без оружия мы всё равно ничего лучше не сделаем. Хватаю кусок брезента за угол, тащу на себя, теперь вперёд! – и закрываем щель. Держать, не отпускать! Рядом другая бронемашина, я не могу её рассмотреть – только краем глаза. Что это? За ней волочится тело… Парень какой-то… Его убили? Подонки, сволочи! – Эй, не смотри в сторону, только сюда, не то и с нами то же сделают! Он прав, нельзя отвлекаться, сейчас моё дело – вцепиться и держать брезент, не отпускать, а машина рвётся, тащит нас… Кто-то кричит от боли… Не отпускать, не думать ни о чём… – Прорываются, гады! Выстрелы… Вернусь ли я домой? Не думать об этом и ни о чём, держать… Сзади ударяет жар. Невольно оглядываюсь: та из бронемашин, которая прорвалась, горит… И троллейбусы на баррикаде горят – это мы подожгли или те, кто в нас стреляет? Да, это уже война, на которой убивают – они стреляют и давят нас, а мы мешаем им передвигаться и поджигаем… Машина, на которую мы навалились с брезентом, неожиданно даёт задний ход. – Ребята, не отпускай! Открывается люк: – Вы, психи, не собираемся мы с вами воевать! Дайте уехать нормально! Это другое дело, причина уважительная. – Ребята, отпускаем! Я послушно отхожу назад. Боевая машина, с которой мы только что воевали, даёт задний ход и исчезает в конце улицы. Ну, что – победили мы? На этот раз не так всё здорово… Этот парень – может, он ещё жив? |