Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Я неверующий. – Чекист, усмехнувшись, поднимает голову от бумаг. – Чего у тебя? Впереди ехал верховой, он придерживал рыжего мерина, дожидаясь телеги. Варвара с Кузькой на коленях сидит в боку, свесив ноги. Палашка прижимается к ней. Трое красноармейцев молчат, настороженно вглядываясь в придорожные кусты. В горнице никого не было, опять овчина валялась на полу. Красноармейцы нашли винтовку. – А сам-то? Убёг, что ли? Малафей лежал, уткнувшись в землю, в конопле на огороде. Она перевернула его на спину: – Живой, Панкратич? Глаза на сером истончившемся лице были открыты, но он не узнавал ее. Бойцы подхватили его за руки и за ноги. Из землянки Варвара притащила шинель, разостлала в телеге. Голова Малафея глухо стукнула о доски. – Тихо вы! Не дрова, чай… Чекист-оперативник в очках, сощурясь, рассматривает заложников, сбившихся тесной угрюмой кучкой: – Который? От волнения Варвара не может найти Лебеду. На земле бьется, рыдает в голос Клашка. – Обросши который, лохматый, – шепчет Варвара. – Вон он, на карачках усемшись… По знаку чекиста охранник подходит, перешагивая через сидящих, и заставляет встать щербатого мужика в распоясанной гимнастерке. – Да не тот совсем, а вон за им! Сказала ж, обросши который! Боец вертит головой по сторонам, берет за плечо Лебеду. – Он, как есть, энтот! Самый он! Потревоженные криком заложники поднимают головы. – И вовсе энто не ейный мужик, а Трынкин, – говорит Игнаха в толпе. Оперативник прислушивается. Увидев Варвару, Лебеда остановился в недоумении. – Это твой мужик? Все смотрят на нее, слова застревают у Варвары в глотке. – Ты не мути, а говори толком! – Охранник плюнул с досады. – Который твой? – Да нету у ей мужука, сгинул давно… Бобылка она, – утирая слезы, с раздражением вмешивается Клашка Лобаниха. – Сука бесстыжая, анчутка рогастая! Люди добрые, энто ж мой мужик! – Взъерошенная, с красным потным лицом, Трынка, отшвыривая соседей, рвется к Варваре. – А ты чего молчишь как пень? – вскинулся боец на Лебеду. Мгновение они смотрят друг на друга, Лебеда на Варвару, она на него. Он усмехнулся и, отстранив конвоира, побрел обратно к ограде. У стола перед чекистом мнется приземистый, заросший волосами мужик. – Чуканов Степан? Тот самый? Из злостных? – Он и есть, – подтверждает Гришка. – Степан Васильев Чуканов, Ельменев братан… Оперативник подвел Варвару к столу. – С этой придется разбираться… – Омманули! Отпущать сулили! – вскрикивает Варвара. – Да погоди ты… – Чекист с интересом оглядывает косматого мужика, делает пометку в бумаге. – В Шереметьевке? У Селянского воевал? – Я ж сам пришел… – понуро бормочет мужик. – Обещалися семью отпущать… Варвара взвыла – это Трынка, просочившись через оцепление, опрокинула ее на чекиста, свалила его со стула вместе с бумагами. Варвара рвалась и вопила, но ничего не могла поделать – голова ее, крепко схваченная, с глухим стуком колотилась о дубовую крышку стола. – Ах ты, лоханка козья! – хрипела Трынка в то время, как красноармейцы с руганью разнимали их. – Я ж те сиськи пообрываю! – Прекратить безобразие! Наконец порядок восстановлен, Трынку утащили, Варвара, растрепанная и помятая, оправляется. – Стоять тихо! – рявкнул на нее чекист. – Невозможно работать… Косматый мужик прячет усмешку. – Значит, у Селянского воевал? Где оружие? Почему не сдал? – Дак нету, обрез был, да разорвало. Два пальца вон покалечила. Семья-то невиноватая… – Все вы одним миром… пока за глотку не взяли, – цедит чекист и широким жестом делает знак Гришке: – Отпусти… Гришка идет к телегам и выводит из-за оцепления бабу лет сорока, еще моложавую и крепкую, и другую, тоненькую, совсем девочку, с тремя малыми детьми. Они уходят, оглядываясь, не спуская глаз с мужика, которого уводит кон– воир. – При проверке сведения не подтвердились, – докладывает оперативник в очках. – Заложник оказался мужем другой бабы, той, что дралась… Чекист усмехается, устало проводит ладонью по лицу: – За кого они нас тут держат? – Отпущать обещалися… – тупо повторяет Варвара. – Бог накажеть… – Укрывательство бандита – раз, попытка обмануть органы ВЧК – два. Будем выселять… – Товарищ начособ! – говорит запыхавшийся вохровец. – Бандит ейный, что давеча с хутора привезли, кровища с его хлещеть! Ступай сама с им колупайся… Народ сажать некуды, всех распужал! Арестованные мужики и конвой теснились у телеги, одни – отворачиваясь, другие – с равнодушным любопытством глядя на корчившегося Малафея. Он захлебывался кровью. Варвара приподняла его за плечи и держала голову на весу. Покрывая шум, доносился от стола низкий голос бритоголового командира: – …Советская власть неоднократно призывала вас образумиться. Настало время расплаты. Ваша волость заносится на черную доску как гнездо бандитов и предателей трудового народа. За пролитую кровь народную, за всю каинову проклятую работу бандитов ответите вы… Она вытянула из-под Малафея набухшую кровью шинель и, скатав валиком, подсунула ему под затылок. Оторвала лоскут рубахи, намочила, стала умывать. Выступил заострившийся нос на бескровном лице, скулы, обтянутые синеватой кожей. – Доходит… – сказал кто-то. Тень улыбки скользнула по серым губам, он открыл мутные, обессиленные болью глаза. – Погоди… – прошептал он, – ишо им сопли-то утрем… Она ощутила слабое пожатие его пальцев. – Варькя… родная моя баба… Взвод в строю, печатая шаг, двинулся к церкви. У паперти охрана поднимала заложников. Варвара высвободила руку и скрылась в толпе. Лебеда сворачивал самокрутку, когда прозвучала команда: – А ну, встали и пошли! Живей, живей шевелися!.. – Угости, братец, табачкём. – Мужик в распоясанной гимнастерке старательно обтер пятерни о штаны. Лебеда протянул ему кисет. Он учтиво запустил туда три пальца, добыл газетку из кармана и ловко слепил козью ножку. – Служивый, огоньку дай, – обратился он к красноармейцу. – Идти пора, не слыхал? – Авось не опоздаем… |