Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
Прикурил сам, прихлопнул вспыхнувшую бумагу, дал прикурить Лебеде. У Клашки подкашивались ноги, она судорожно всхлипывала. Ельмень взял под руку священника. – Куды ведут? – Убивать, батюшка… Отец Еремей приостановился. – Чада, возрадуемся! – Голос его дрогнул, он неспешно перекрестился. – Смерть принимаем во имя Господне… Он шагнул вперед и затянул дребезжащим фальцетом: – Христос воскресе из мертвых… В толпе несколько голосов несмело подхватили: – Смертию смерть поправ… Варвара лихорадочно протискивалась вперед. Из-за спин было видно, как конвоиры расставляют заложников, как замер на месте взвод и разом опустил винтовки к ноге. Лобан поддерживал Клашку, обхватив ее за плечи, и трясущимися губами подпевал. Лицо ее вспухло от слез, но мелодию она вела уверенно, как в церкви, и крепнущий хор послушно шел за ней. – И сущим во гробех живот даровав… Священник с умилением поворачивал голову на Клашкин грудной голос. Цигарка Лебеды погасла, он пососал ее и бросил с досадой: – Э-эх… Мужик в распоясанной гимнастерке покосился на него с усмешкой и, кивнув ему, сунул свою козью ножку соседу. Лебеда переводил взгляд с бойцов, поднимавших винтовки, на окурок, плывший к нему из рук в руки. В тишине, нависшей над площадью, негромко и чисто лился пасхальный тропарь: – Христос воскресе из мертвых… Ельмень протянул окурок Лебеде. Он жадно затянулся раз, другой и с наслаждением выдохнул длинную струю дыма. Глаза его затуманились, разгладилось лицо. Варвара не слышала выстрелов. Стволы коротко блеснули огнем, и ей показалось, что это она вздрогнула и стала валиться на бок, что это ее босые желтые ступни неуклюже взлетели кверху и медленно падали вместе с оседающей пылью и осколками штукатурки. Но она застыла, живая, а он лежал под стеной, закинув жилистую шею с торчащим к небу кадыком. Темнело. Капли падали ей на лоб, ползли по щекам. Пошел дождь, лило все сильнее. Кто-то окликнул ее. Оглянувшись, она увидела, что площадь давно опустела, люди разошлись. У стены кого-то поднимали за руки за ноги. Дождь наполнял яму скорее, чем ее удавалось углубить. Когда воды стало по пояс, Варвара, бросив лопату, ухватила тело за ноги, стащила вниз. Саван с Малафеем то скрывался под водой, то выныривал. Где-то стучал молоток, забивая крышку. Поток размыл косогор и дорогу, покойников приходилось тянуть волоком, цепляясь за кусты. Варвара швыряла мокрую глину в яму, глядя, как по соседству под чахлой березой Трынка и Машка топили гроб лопатами, а он, качнувшись, всплывал на поверхность, все не хотел уходить на дно. В сарае Варвара припала к Пеструхе, застыла. Дождь лил стеной. Посереди двора стояла телега, горой был навален Варварин скарб – табуретки, чугуны, самовар. На тюках сидела Палашка с Кузькой на руках. Варвара залезла наверх, накрыла детей рогожей. Игнаха, которого нарядили везти их, помогал, перекладывал узлы, стягивал веревку. Насквозь промокший красноармеец стучал зубами. – А в Троицком покормить надоть, конь старый, зараз ему не одолеть… – говорил ему Игнаха. – Ты довези до места и гуляй… – А их куды? – Сказывали, в Архангельскую губернию. Дождь припустил с новой силой. Вода подбиралась к ступице. Игнаха посмотрел на небо и вздохнул: – Авось и тама люди живуть… Она стояла на пороге, окидывая последним взглядом разоренное жилье. Без занавески на окне и подушек на лежанке горница казалась голой. Ветер гудел в трубе, от его порывов вздрагивало стекло в окошке под крышей. Варвара подобрала забытый ухват, пошарила по углам. Заглянула за печь – туда завалилась какая-то дощечка. Извернувшись, она достала ее – это оказался образок Казанской. Варвара вытерла его рукавом, поцеловала и сунула за пазуху. Загремело разбитое стекло, в землянку с шумом хлынула вода. Варвара кинулась к двери, ее сшибла волна, опрокинула, завертела, стремительно поднимаясь к бревнам потолка. Клокочущий мутный поток затопил землянку. По улице, превратившейся в реку, баба с поросенком на руках гонит корову. Вода поднимается по пояс, по грудь, вот уже видны только морда коровы и голова бабы в платке. Ветви яблонь, усыпанные плодами, исчезают под водой. Пара лошадей тащит пушку по грязи, по прибывающей воде. Красноармейцы толкают сзади, помогая лошадям. Поток настигает их. У печной трубы на соломенной крыше сгрудилось семейство – мужик, баба, ребятишки, теленок. Волна накрывает их. Красноармейцы ведут избитого, окровавленного мужика на расстрел. Он босой, руки у него связаны за спиной, в которую упирается винтовка конвоира. Поток догоняет их, они разбегаются, но поздно. На колокольне церкви звонарь, по пояс в воде, раскачивает колокол. Вода поднимается все выше, исчезает в воде крест на колокольне. На берегу ветер шумит в деревьях, раскачивает кусты лозняка. За стеной дождя тают очертания озера. Смолкает колокольный звон. Волны стихают. Вертится в воде бревно, кто-то неистово колотит по воде. У берега показывается голова. На четвереньках, как собака, человек вылезает из кустов. Это дурачок Мартынка. Поднявшись на ноги, он оглядывается на озеро и с воплем пускается бежать. Дождь прекратился. Стих ветер. Из-за туч показывается солнце. Тишина. За темными стволами сосен поблескивает вода. Над лесным озером курится туман. и сей град… невидим бысть и покровен рукою божиею, иже на конец века сего многомятежна и слез достойнаго, покры господь той град дланию своею и невидим бысть по их молению и прошению, иже достойне и праведне тому припадающих, иже не узрит скорби и печали от зверя антихриста, токмо о нас печалуют день и нощь, о отступлении нашем всего государьства московскаго яко антихрист царьствует в нем и вся заповеди его скверная и нечистыя… “Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже” [7] XVIII век 1994–2004 Иллюстрации
Вернулись с матерью в Москву после эвакуации. |