Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
И Тамарка с интересом присматривалась к Толику. – А болтали, на Козла вроде сынок его показания давал, – вспомнила она. – Этот, что ли? Или брат? – Он и есть. – Ах, гаденыш! – Буфетчица всплеснула руками. – Ты что же это? Отца родного посадил? Парень потемнел, в руке у него очутилась пустая кружка, но Серков успел перехватить его кисть. – Пусти! – прошипел Толик, пытаясь вырваться. Женщины, выпучив глаза, смотрели на них. – Ах ты, бандюга! – Буфетчица вскочила. – Ты у меня в отделении ночевать будешь! Я те замахнусь! Я его кормлю, пою, а ты на меня грабками машешь? – Тихо, – сказал Серков. – А ну, не базарь. Он выпустил руку Толика. Тот хотел встать, но Серков придержал его: – Со мной пришел, со мной уйдешь… Налей, невеста, в горле сухо. Буфетчица повиновалась, ворча. – Это все – веники, – назидательно сказал Серков и засмеялся. – Ну, за дружбу! Он примерился и бросил биту. Она легла точно в центр, но вместе с “маркой” вышибла еще один городок. Он выложил фигуру заново и пошел обратно. Пустырь затерялся среди котлованов, из которых росли этажи. Город шагал все дальше в степь. Теперь он долго целился. Лицо его как будто твердело. Обозначились скулы и сомкнутый рот. Он качнулся назад и бросил. “Марка” вылетела чисто, звякнула о проволочную сетку. Помешкав, Толик взял вторую биту и шагнул вперед. Бросок вышел неловкий, бита вертелась. Неожиданно, ударившись об асфальт, она подскочила и выбила из “города” все четыре чурки. Он закурил. Теплый ветер трепал его рубаху. Где-то по соседству, несмотря на ранний час, ворчал экскаватор. Толик собрал городки, снова выложил “письмо”. Вернувшись на дальний кон, он положил биты на землю и закатал рукава. Он стоял у окна на лестничной площадке. Голоса и обрывки смеха долетали до него со двора, из темноты. Где-то наверху настойчиво мяукала кошка. Он стоял и ждал, равнодушный к шорохам чужой жизни, не оборачиваясь на шаги. Глухо стукнули двери лифта, гудение поползло вниз. Он видел в стекле отражение кабеля, бегущего за сеткой шахты. За стеной растаял бой часов. Подъезд спал. Должно быть, он тоже заснул. Он встрепенулся – ему почудился взгляд, уставленный на него из набухшей тишины. Кошка замерла на ступеньке, подняв лапу, и настороженно смотрела на него. Он не двигался. И кошка не решалась пробежать, томилась страхом. Вдруг она стремглав метнулась мимо, и мгновением позже он услышал поворот замка и почувствовал толчки крови в горле. Маша спускалась с ведром в руке. – Может, тебе раскладушку здесь поставить? – сказала она, открывая мусоропровод. На ней был фартук, его щека улавливала тепло, исходившее от ее голых рук. Напрягшись, он почему-то вслушивался в шуршание мусора в трубе. Маша стала подниматься. Он рванулся за ней, догнал, схватил за руку: – Не уходи! Просят тебя, не уходи… Она смотрела на него с удивлением. – Ей-богу, ты псих, – сказала она, высвобождаясь. Она поставила ведро на ступеньку и прислонилась к перилам: – Ну? Чего скажешь? Он растерялся. – Сколько тебе лет? – Девятнадцать. – Вот видишь, – улыбнулась она. – Мне скоро двадцать три будет. А ты еще ребенок. – Это ничего не значит, – буркнул он. – А ты жениться на мне решил? Он кивнул. – Давно? – Как увидел. Она смеялась и качала головой: – Какой ты дурачок! Ладно, иди домой, поздно. У тебя дом-то есть? Он насупился: – Почему же нет? Среди ночи мать проснулась. Поезд простучал по мосту, шум его угас в степи на том берегу. За окном было тихо и черно. Поднявшись, она выглянула в коридор. Свет, горевший на кухне, ослепил ее. Толик, одетый, сидел на раскладушке. – Домой-то дорогу не забыл? Прямо не дом, а двор постоялый. Тут потоп случись или пожар, так ни до кого не докличешься… Поешь? Он покачал головой. – Бродяги какие-то, как будто дома у них нету, – бормотала она, натягивая юбку. – Уж и не пьет вроде, а все равно чумной… На кухне она зажгла газ, поставила чайник, вынула миски с едой. – Повестка пришла, Толя, – нехотя сказала она, кивая на подоконник. – Медосмотр в среду, у вас в школе. Он покосился издали на белый листок. – Худой какой – наказание прямо! Наваги вон купила, нажарила, а есть некому. К дядь Леше поедем в выходной? Ты когда обещал, он все дожидается. Обиделся небось Алексей. Хоть денек-то на свежести, продышаться, на травку на прощание поглядеть… Помолчав, она невзначай подвинула тарелку поближе к нему. – Не хочу, – сказал он. В коридоре была сутолока у брусьев, в углу бренчали на гитаре. Толик протиснулся поближе к дверям. Голые парни выскакивали из спортзала, возбужденные, взъерошенные, и бежали к брусьям одеваться. Некоторые были уже острижены. На проходе оказался толстый парнишка, его тут же затерли, и он отчаянно отпихивался под одобрительный смех рассевшихся на полу ребят. Выбравшись из толкучки, он сердито озирался по сторонам и вдруг кивнул Толику: – Наших не видал? Тут появился взмыленный лейтенант, его сразу обступили, забросали вопросами, но он только ухмылялся. Он начал вызывать по списку. Толик разделся, повесил вещи на брусья. Сумку с красной кошкой он прихватил с собой. Рядом скакал толстяк, выпутываясь из штанины. – Ты на Подтелкова живешь, дом десятый? – бормотал он. – Меня там все знают… Лейтенант окликнул их. В зале полукругом стояли столы, заваленные бумагами, и призывники группами переходили от одного к другому. Высокий немолодой врач вяло спорил с двумя военными. Из засученных рукавов его халата высовывались крепкие жилистые руки. У баскетбольного щита ребята подпрыгивали, стараясь достать до кольца. Кто-то тронул Толика за плечо. В лицо ему заглядывал толстяк. – Ты у Сереги Болдырева бас-гитару играл? Точно? Толик угрюмо смотрел на него. – Обознался… – Построились в шеренгу! – закричал врач тонким голосом, и все засмеялись. – Вытянули руки перед собой! Место его было у окна, на самом припеке, и к обеду становилось жарко. |