Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
Послюнив паяльник, он откинулся на стуле, вытянув ноги. Приемник орал ему прямо в ухо, мешаясь с голосами и музыкой включенных телевизоров. По проходу шла Вера, диспетчер, и, щурясь от солнца, оглядывала цех. Он следил за ней краем глаза. Она прошла мимо и остановилась за спиной мастера, который копался в утробе “Темпа”. – На вызовы все равно не пойду, – не оборачиваясь, сказал он. – Гляди, у тебя в этот раз даже нормы не будет. – Я не гордый, меня и так девки любят. Оськину дай, вон он зубами щелкает… За окном в мареве текла толпа. Женщины повалили в магазин. – Он и так скоро все ваши деньги заработает, – сказала Вера. – Хватит с него. Она подошла к соседнему столу. Сосед уже снимал халат. – А ты-то куда? У тебя же дети плачут. – А у меня обед. Толик взял паяльник и наклонился над панелью. Нагибаясь, он машинально придвигал приемник поближе. – И главное, все в центре, четыре заказа всего… Никто не откликался. Вера пошла обратно. – Твое счастье, – сказала она с коротким смешком, бросив наряд ему на стол. – Хоть бы раз коробку конфет купил! Толик засопел. Капелька олова, дрожавшая на конце паяльника, легла на место спайки. Он убрал канифоль в ящик, выдернул из розетки шнур. За окном на улице прямо перед ним стояла Маша и легонько постукивала пальцем по стеклу. Он так уставился на нее, что Маша невольно покосилась на блузку – все ли в порядке… За бурыми кирпичными пакгаузами начался забор, который тут же обрывался, за ним тянулась из порта заросшая бурьяном железнодорожная колея. В зарослях камыша на берегу Толик отыскал тропинку, и они спустились к реке. Маша присела на корточки у воды, окунула руку. – Уже, наверное, купаться можно. Жалко купальника нету. – Ты что? Простудишься. Он вытащил из сумки приемник. Загремела музыка. На той стороне виднелся голубой домишко, лодки и катера покачивались у дощатого причала. Женщина с граблями ходила вдоль пустынного пляжа, сгребала мусор. Оглядевшись вокруг, Маша пожала плечами: – Чего тут хорошего? Из приемника сквозь хрипы пробивался низкий рокочущий голос. – Уиллис Коновер, – пробормотал Толик. – Что? – Не знаешь? – удивился он. – Виктора Татарского знаешь? – Который музыкальные передачи ведет? – Ну. А у штатников Уиллис Коновер. – Лучше пойдем куда-нибудь поедим, – сказала Маша. – Есть хочется. Он молча взял сумку и полез наверх. – Куда ты? – Поесть принесу. – А меня бросаешь? – Магазин рядом… – Он озадаченно взглянул на нее: – Не бойся, здесь никого нет. – Я не боюсь, – засмеялась Маша. Когда он вернулся, Маша купалась. – Замерзнешь, – сказал он. – Лучше иди закусывать. – Отвернись. Он послушно отвернулся, сел, достал продукты из сумки с красной кошкой. Вытянув нож из заднего кармана штанов, вскрыл банку балтийской сардины, нарезал колбасу толстыми ломтями. Маша одевалась у него за спиной. – Господи, на маланьину свадьбу натащил! А стакан где взял? – В газировке свистнул. Он расстелил на песке куртку, откупорил и налил густое, почти черное вино. – А здесь правда неплохо, – сказала Маша, усаживаясь. – Вода даже чище, чем на пляже. Он подал ей полный стакан. – За что пьем? – спросила Маша. – Не знаю. – И я не знаю. Он усмехнулся и сказал: – Тогда – за вторник. – Почему за вторник? Толик замялся, но она ждала с любопытством. – Это мужик один. Знакомый… Ну, он, когда выпивает, спрашивает: что у нас сегодня? Ему говорят: понедельник. А он: тогда за вторник выпьем, ох и тяжелый будет денек! После холодной воды все было особенно вкусным – и колбаса, и черный хлеб, и пахнущие бочкой соленые огурцы. – Когда я была маленькая, мама еще жива была, – рассказывала Маша, – один раз у нас воду выключили. Ночью просыпаемся – все залило, бумажки по комнате плавают и кукла. А потом приезжаем мы с отцом в Гагры, я спрашиваю: папа, откуда столько воды натекло? Это я море первый раз увидела. А он говорит: это мама опять забыла кран завернуть… Он надорвал зубами пакет молока и слушал ее внимательно, с какой-то детской серьезностью, как будто боялся что-нибудь пропустить. – Вино отличное, – объявила Маша. – Восемнадцать градусов. Хорошее, говорят. – Чего же ты не выпил? – Неохота. – Так не годится. Чего же я – одна буду? – Ну, не люблю. – Ты что, вообще не пьешь? Он кивнул. – Врешь! Никогда? – Никогда. – Тебе нельзя, что ли? – Почему? Можно. Он стал пить молоко из пакета большими торопливыми глотками. – У меня отец – алкоголик, – сказал он просто. Маша слегка смутилась: – Может, тебе неприятно, что я пью? – Жалко, что ли? Пей на здоровье. Некоторое время они молча ели. Рябь бежала по желтой реке. В камышах булькало. Он пододвинул к ней вино. – Я больше не хочу, – сказала Маша. Она словно боялась смотреть в его сторону. Толик дотронулся до ее руки. – Это все – веники, – улыбнулся он. – Я правда не хочу. Мне и так в голову ударило. Господи, как здесь хорошо! – вздохнула она. – Наелась, надышалась… Разморило меня. – Ну и спи. Она с сомнением глянула на песок: – Может, правда? Через минуту Маша уже спала, завернувшись в куртку. Проснувшись, Маша увидела, что он сидит все в той же лягушачьей позе, задрав к небу острые колени и уставясь на реку. От воды шел горький удушливый запах. – Чем это пахнет? – Буксир надымил. Он тебя и разбудил. – Который час? Домой, наверное, пора? – Не знаю. Часов пять. Она села и сладко зевнула. – Как провалилась! – сказала она, встряхиваясь. – О чем это ты тут думаешь? |