Книга Суперфадж, страница 5 – Джуди Блум

— Почему вдруг история искусств? — спросил я.

— Потому что мне это интересно.

— А как же зубы? Зубы тебя больше не интересуют?

— Нет, интересуют, конечно, — сказала мама. — Но искусство больше. По-моему, я готова к переменам.

— А родить Тутси — недостаточные перемены?

— Это хорошо, но в один прекрасный день она вырастет и пойдёт в школу, а я захочу заниматься любимой работой.

— Ясно, — сказал я.

Однако не уверен, что я понял.

В последний день учёбы нам в школе устроили праздник с кексами и пуншем. Я выпил восемь стаканов. Пунш — мой любимый напиток. Мама говорит, у меня пуншевая зависимость. А я отвечаю:

— Точно. Если вскрыть меня, обнаружится, что по моим венам течёт нектар из семи натуральных фруктовых вкусов.

К восьми стаканам прибавьте дорогу домой, ожидание лифта, поиски ключа, открывание двери и пробежку по коридору до туалета. Я очень хотел писать. Нестерпимо.

А в туалете заседал Фадж, листая «Муравьеда по имени Артур».

— Скорей! — кричу. — Сейчас не выдержу!

— Мне спешить вредно, — сказал Фадж.

Я побежал в мамину спальню, но дверь в её ванную комнату была заперта.

— Мам! — забарабанил я в дверь.

— Не слышу тебя! — крикнула она. — Я в душе. Через пять минут выйду. Проверь, пожалуйста, Тутси, ладно?

Я ринулся обратно, но Фадж и не думал вставать.

— Давай же, — говорю, — мне срочно. Я выпил восемь стаканов пунша.

— А я два стакана какао.

— Может, слезешь на минутку?

— Это вредно, — сказал он.

— Ну давай же, Фадж!

— Я не могу думать, когда ты здесь.

— О чём тебе надо думать?

— О том, чтобы писалось!

Я мог его просто смахнуть с унитаза. Но теперь, когда он перестал мочить штаны, всем полагалось поддерживать его туалетные начинания. Так что я опять рванул по коридору, а сам думаю: да, Тутси в этом смысле хорошо устроилась: писает, когда приспичит и где приспичит.

Тут я вспомнил, как учитель читал нам книжку про Англию восемнадцатого века. Люди тогда пользовались не унитазами, а ночными горшками. Эх, мне бы такой. Всё, не могу больше терпеть! Скрюченный, я вбежал в гостиную, огляделся. В углу у нас растёт дерево в кадке, вымахало выше меня. Может, туда? Нет, гадость, фу! Но тут уж не до приличий: я потянулся к пряжке ремня…

И тут Фадж крикнул сверху:

— Всё, Пита. Я сделал. Спустишь воду.

Фадж отказывается смывать за собой: боится, что его утянет в канализацию. Но сейчас я и не пытался его переубедить. Я пулей влетел в уборную, и настало мне счастье. Фадж наблюдал за процессом. Это произвело на него сильное впечатление.

— Никогда не видел столько за раз, — одобрил он.

— Спасибо, — сказал я.

Вечером мы все сидели перед телевизором в гостиной, я держал Тутси на коленях. И тут она тихонько вздохнула. Во сне она ужас до чего похожа на спящего Черри. По звукам, которые издаёт мой пёс, понятно, что ему снится. Когда что-то страшное, он поскуливает и вздрагивает. Погладишь его — успокоится.

Вот и с Тутси так же. Спит она крепко, но постоянно издаёт какие-то звуки, попискивает, кряхтит, постанывает. А то вдруг примется чмокать, будто сосёт из бутылочки, губы бантиком. Наверное, во сне она часто ест. И вот эти тихие вздохи ужасно умиляют. Это значит, что она довольна. Она лежала у меня на руках вся такая тёплая, мягкая, что я и сам весь размяк.

Когда передача закончилась, папа выключил телевизор, повернулся к нам и сказал:

— У нас хорошие новости, мальчики.

— Что, опять? — я опустил глаза на Тутси.

Родители засмеялись.

— Нет, на сей раз кое-что другое, — сказал папа.

— Интересное? — спросил Фадж, разгоняя по полу машинку. — Вруууммм, вруууммм…

— Очень даже интересное, — ответила мама.

— Ещё одна сенсация? — проворчал я. — Выкладывайте.

— Сенсация — это как привилегия? — спросил Фадж.

— Нет, — говорю. — Помолчи. — И поглядел на папу: — Ну? — Наши с ним представления об интересном могли существенно различаться.

— Мы переезжаем в Принстон, — сказал папа.

— Что? — Я чуть не подпрыгнул, но вовремя удержался: лучше не прыгать с младенцем на коленях.

— А Принстон рядом с парком? — Фадж елозил машинкой по маминой ноге.

— Нет, тупица, — говорю, — это город в штате Нью-Джерси.

— А Нью-Джерси рядом с парком?

— Только не с Центральным парком, — осторожно сказала мама.

— Тебе там не нужен будет парк, — добавил папа. — Потому что у тебя будет собственный участок возле дома.

— Что это — участок?

— Примерно как маленький парк, — объяснила мама.

— Мой личный парк?

— Более-менее личный, — сказал папа, чтобы его унять.

— А как же история искусств? — спросил я маму.

— А что история искусств?

— Ты же вроде собиралась её изучать.

— В Принстонском университете есть факультет истории искусств. Я могу туда ходить.

— Это всего на год, — сказал мне папа. — Посмотрим, как нам жизнь вдали от большого города.

— Вдали-вдали-вдали… — пел Фадж. При нём невозможно разговаривать, неужели они не видят.

— Переезд на следующей неделе, — сказал папа.

— А как же Мэн? — спрашиваю. Мы всегда летом ездим на две недели в штат Мэн.

— «Мэн» пишется М-Э-Н, — спел Фадж. — М-Э-Н.

— Откуда он знает, как пишется «Мэн»? — спросила папу мама.

— Понятия не имею.

— Ну так что с Мэном? — напомнил я.

— Вместо Мэна получается Принстон, — ответил папа.

— Вместо-вместо-вместо… — забормотал Фадж.

— Да замолчи ты! — заорал я. И добавил почти так же громко: — Ненавижу Принстон.

— Ты там никогда не был, — возразила мама.

— Нет, был. Мы ездили в гости к каким-то твоим дурацким друзьям, и они нас накормили отвратным ужином: креветки, грибы и шпинат — всё вперемешку. А я был голодный, но они мне ничего другого не дали. Даже лишнего куска хлеба. Я помню.

— A-а, верно, — сказала мама. — Надо же, я и забыла, как мы гостили у Милли с Джорджем.

— Вечно ты забываешь самое важное!