
Онлайн книга «Каждый Наследник желает знать…»
– Но Анчар – законный наследник! – Законы пишутся людьми! И переписываются! Очень быстро! – Но… – Друзья мои, а, может, мы продолжим нашу высокоученую дискуссию о тонкостях науки издания разумных законов на открытом воздухе, под бархатом звездного неба? – Ахмет опасливо глянул на ритмично посверкивавшую красным дыру в стене. Но было поздно. Алая вспышка осветила внутренности разгромленного зала, стена вокруг отверстия вздулась, словно парус, заставляя гостей кинуться на пол, брызнула камнями и штукатуркой… А когда грохот улегся и головы поднялись, то перед ними с мечами наголо и арбалетами на взводе стоял отряд гвардейцев, два придворных мага с шипящими на кончиках пальцев лиловыми заклятьями и Рододендрон. Первым его порывом было броситься к неподвижному телу короля, кликнуть знахарей, магов, кричать, просить, умолять отвернувшиеся сегодня от Атланды небеса, чтобы они не отнимали у него еще и отца, и так он бы и сделал… если бы безжалостная и холодная, как топор Олафа, мысль не сковала его движения и эмоции. – За что… вы?.. – глухим, предательски срывающимся голосом проговорил он, обводя поднимающихся гостей тяжелым взглядом. И на языке его, всего в одном движении губ от катастрофических необратимых последствий застыло «Убейте их». – Ренегаты вернулись, – даже не угадывая – чувствуя не выговоренные пока слова, быстро объяснила Серафима. – Это была засада. Атланы вздрогнули. – Ренегаты?! – принц побледнел, крутанулся вправо, влево, меч наготове, придворные маги вскинули руки, готовые ударить по любому подозрительному движению, гвардейцы дружно попятились к пролому… [107] – Нет нужды опасаться вчерашнего смерча, когда небеса спокойны и солнечны, ваше высочество! Его премудрие Агафоник Великолепный, да преумножит Сулейман его силу и знания, уже поквитался с ними за всё и за всех! – несколько высокопарно, хоть и не отступая от истины, проговорил калиф. – И доказательство сему – под вашими ногами! – Где?! – едва не отпрыгнул Рододендрон, словно ему сказали, что он остановился на змеином гнезде. – Вон, – Олаф указал на нечто, принятое поначалу атланом за груду старого тряпья. [108] – Это… человек? Он жив? – сильно сомневаясь по обоим пунктам, нахмурился сын Тиса. – А чего ему станется… гаду реньему… – Так значит… они вернулись… Проклятье… отец… – метнув испепеляющий взгляд на недвижимого ренегата, Рододендрон опустился на колени перед телом короля, нерешительно дотронулся кончиками пальцев до покрытой грязью щеки, и тут же отдернул их, словно обжегся. – Он… холодный?.. Принц поднял голову, и взгляд его – растерянный и жалкий, точно у больного, потерявшегося щенка, метнулся по лицам понурых гостей и придворных и снова вернулся к Тису. – Отец… Боги всемилостивые… отец… отец… отец… Казалось, только присутствие иноземцев не дает ему забыть, кто теперь в Атланде король, и каким должен он быть в такие времена, как эти. Броситься на остывающий труп, дать волю разрывающим сердце эмоциям, кричать от боли, рычать, угрожать, проклинать и безнадежно чувствовать, что разверзающаяся в душе ледяная бездна не сможет быть когда-либо заполнена, даже если все ренегаты Белого Света будут низвергнуты в нее живыми… Но гости были здесь. Гвардейцы были здесь. И он был здесь. Он. Как будто по мановению волшебной палочки все чувства, бушевавшие в его груди, моментально выкристаллизовались в одно. И вместо растерянного, балансирующего на грани слез юноши на людей, безмолвно взиравших на семейную трагедию, глянул мужчина. – Верес, Шиповник, – блестящие уже не от слез – от медленно разгорающейся ярости глаза впились в придворных волшебников, и те с готовностью подались вперед в ожидании приказаний. С ними говорил король. – Заберите его, – пылающий ненавистью взгляд ожег ренегата с такой силой, что тот тревожно застонал в беспамятстве. – Держите под каким угодно заклинанием, наложите какие угодно чары, но чтобы, когда на площади его будут четвертовать и колесовать, он был жив. И жил, пока последняя капля крови не вытечет из его поганых вен. И еще неделю после этого. Королевские маги двинулись выполнять распоряжение, но неожиданно на пути их встали иноземцы. – Он наш, – коротко вымолвил, как отрубил, отряг. Ахмет, не дожидаясь развития событий, принялся раскатывать Масдая, давая понять, что спорить они с кем бы то ни было не собираются. На развернутом ковре менестрель со своим музыкальным арсеналом был первым. Пристроив свой походный оркестр в серединке, он сошел на усеянный битым камнем пол дворца и почтительно дотронулся до плеча Эссельте. – Ваше высочество, мы улетаем. Атмосфера накаляется. Нам тут не климат. – Анчар, Кириан, – коротко напомнила принцесса. – Была бы моя воля, оставил бы этого подлеца в объятьях Родика. Большего он не заслужил, – раздраженно пробормотал бард. – Кто? – обернулся калиф. – Ни тот, ни другой, – вздохнул, сознавая всю нелепость своих мечтаний, Кириан и возвысил голос. – Эй, отряг! Сюда давай этого… Чинара… – с видом заправского распорядителя погрузочных работ, махнул он рукой Олафу. Конунг хмыкнул и шагнул к ренегату. – Вы меня не поняли? – с лихорадочным румянцем на бескровных щеках, готовый спорить и драться, принц вскочил на ноги, вклинился между Вересом и Шиповником и положил руку на рукоять меча. – Этот подонок покинет дворец только отправившись на тот свет! Голос его срывался и дрожал – но не от страха, а от еле сдерживаемого гнева. Гвардия, подгоняемая не столько командиром, сколько совестью, выступила из коридора и нерешительно заняла позицию в глубоком арьергарде. Три десятка арбалетных болтов дружно уставились в предполагаемого противника и спины своего командования. – Эта… тварь… – Рододендрон выговорил последнее слово с таким видом, будто выплевывал залетевшую ему в рот муху, – государственный преступник. Цареубийца. Дважды. И ничто не спасет его от расплаты за свои деяния. Ничто. И никто. Ваши величества. Ваши высочества. В том числе. – Примите мои соболезнования, ваше высочество. Мы понимаем и разделяем ваше горе, – сочувствуя не Тису, но его сыну, мягко склонил голову Иван. – Но этот человек улетает с нами. – А я сказал нет! – прорычал принц. – У нас свобода слова, каждый может говорить, что хочет, запретить мы не в силах, да и не хотим, да и незачем, пусть говорят, как говорится, пока не наговорятся, разговор не приговор, уговор не договор, говорят, в Солане кур доят… – пробормотал Кириан и ткнул локтем в бок Олафа. – Подмогни, я его подниму. |