Онлайн книга «Глубокое бурение»
|
— Опа! — Лопаницын смутился. Но через секунду пришел в норму: кто сейчас приют приютом называть будет? Обязательно какой-нибудь центр релаксации или дезактивации… — Кто-нибудь из администрации есть? Из милиции беспокоят, срочно. — Подождите, сейчас позову дежурного воспитателя… Послышался скрип стула, застучали каблучки. Вдалеке слышался сквозь бормотание радио чей-то разговор на повышенных тонах. Ждать пришлось минут пять. Потом трубку взяли: — Приемный изолятор, дежурный воспитатель Хоромская. — Здравствуйте. Старший лейтенант Лопаницын беспокоит. Что там у вас? Сбежал кто? — Если бы, — процедила женщина. — Железнодорожники с электрички бегунков сняли, аж десять штук, из дубняковского детдома, а у нас мест не хватает. — А-а… понятно. Извините, по имени-отчеству… — Ирина Николаевна. — Ирина Николаевна, вам вчера привезли мальчика, фамилия Кулик. — Да, он завтракает сейчас. — Как — завтракает? Он же сбежал! — Когда? — напряглась женщина. — У нас закрытое отделение, никто сбежать не может. Кроме того, я только что видела его. — Минуточку. — Лопаницын почесал затылок. — То есть вы хотите сказать, что по результату поверки все на месте? — Именно так. Только у нас нет поверки, это же не тюрьма. Все и так на глазах. — Спасибо. Извините за беспокойство. Так. Или он дурак, или из него дурака делают, или тут вообще что-то из ряда вон… Тетка говорит, что пацан сбежал, а в приюте говорят, что никто не сбегал. Кто врет? Тетка, конечно, соберет сто бочек арестантов, но вот так, внаглую… Может, обозналась? Нет, надо идти и самому во всем разобраться. Галка Геращенко мечтала о приличном мужчине и тихом семейном счастье. Мужчины пока не имелось. Тридцать один год, симпатичная брюнетка, высшее образование, прекрасная фигура, ум, коммуникабельность, адекватная самооценка… а мужчинки слишком мелкие и незначительные. Конечно, можно воспитать себе мальчика, те охотно бьют к ней клинья, рассчитывая на быстрый секс… Но жалко времени и сил, ей нужен был изначально равный. «Все мужики — унитазы: либо заняты, либо полны дерьма». Вот накануне опять родители завели пластинку: мол, время идет, она не молодеет, и с каждым годом рожать все труднее… Галка обычно за словом в карман не лезла, но в нецензурной форме ответить папе с мамой посмела впервые. Сами вынудили. — Чего? — потемнел лицом папа. — Материться в моем доме?! — Какого хера в жизнь мою мешаетесь? Ребенок им нужен… Я, между прочим, только о нем и думаю! — У тебя только о мужиках мысли: этот подходит, этот — нет, — возразила мама. — Между прочим, одних мыслей о ребенке мало. У него и отец должен быть. — Не обязательно. — У папы уши красные, неудобно папе такие разговоры вести. — Чего? Из пробирки? Блин, поди, разберись: шутят они или на полном серьезе гонят? Мама смутилась не меньше папиного, хотя буйным нравом Галка в нее пошла. И дальше разговор покатился: на ребенка из пробирки как-то средств не хватает, да и не делают у нас такого… Но вот мальчик хороший есть, умный, скромный… — Вы меня сватаете, что ли? Не то чтобы сватают… То есть, конечно, если потом что-то получится, они только рады будут, а так… ну хотя бы ребеночек будет… Галка заржала. Вот ведь родители, здорово придумали. Как собачек на случку: он хороший, и она из приличной семьи. Квартира, конечно, будет временно в ее распоряжении, а папа с мамой в отпуск поедут, на море. — Погодите, — прервала она смех. — Вы уедете, а кто консультировать будет? — Как — консультировать? — Ну, что нужно делать, чтобы ребеночек появился. Что, куда, сколько, в каком положении… — Галина!.. Как с отцом разговариваешь?! И никто не виноват, все хотят как лучше… Так что на работу Геращенко завсегда пилила, как на праздник, ибо там ей мозги никто не полоскал, замуж не выдавал и рожать не заставлял. А родители предпочитали дожидаться выходных и зазывать в отчий дом, для очередной порции. Всю рабочую неделю Геращенко кайфовала, не чувствуя пристального взгляда любимых предков. А вчера вечером пришел в гости Малишевский, любовь с десятого класса. Он был гладко выбрит, слегка пьян и с кольцом на пальце. Вот, блин, счастье — и этот занят! Десять лет ни слуху, ни духу, а тут нарисовался — не сотрешь. Из Москвы, на похороны бабушки. Пили, трындели, еще пили… и как-то так утром оказалось, что не только пили… Черт его дернул мобилу взять!.. — Малишевский, мы это как делали? Тот пошарил рукой по полу и показал упаковку от презерватива. Джентльмен, мать его так! — Отвернись, я оденусь. Не препираясь, он отвернулся. Ну, и где плавки? А бюстик? — Я твою рубашку накину? — Валяй. Час спустя они как ни в чем не бывало завтракали на кухне. Любовь с десятого класса тактично не упоминал о событиях пролетевшей ночи, о которых, если судить по внешнему виду, и сам не особенно хорошо помнил. — Тебя часто по утрам дергают? — поинтересовался Малишевский. — Работа, — пожала плечами Галка. — Ты извини, мне сейчас бежать надо… — Да мне тоже, у меня дилижанс в полдень. Слава тебе, господи, адюльтер не обещает затягиваться. — Как жизнь-то у тебя? — Да как сказать… Молниеносно. Короче, попрощались у подъезда — и разбежались. Дождь настроения не улучшал, но, собственно, единственное, о чем жалела Геращенко, — это о том, что Малишевский засветился перед Лопаницыным. Уж этого джентльменом никак не назвать, никакого чувства такта. В приюте дежурный воспитатель Ирина Николаевна Хоромская, изрядно уже замордованная ночным приемом бегунков, напряженно повторила: — Никто у нас не сбежал, двенадцать мест из десяти заняты, еще трех не хватает с этими охламонами дубняковскими! Вам Кулик нужен? Идемте, сейчас покажу! Галка последовала за суровой дежурной. Приют недавно отремонтировали, стены расписали яркими картинками с мультяшными героями, полы выстелили ковровыми дорожками, всюду пейзажи, иллюстрации к сказкам, детские работы в рамочках… — Шикарные апартаменты, — чтобы хоть как-то разрядить обстановку, польстила Галина. — А толку-то? Если бы здесь детский сад был или дом творчества… Контингент у нас такой, их ничего порадовать не может. Подошли к двери с олененком Бемби. Ирина Николаевна постучала, ей открыла совершенно миниатюрная девушка — или девочка? — и с порога заявила: |